Вергилий, нет!
Шрифт:
(Отец, отец мой, не отвергай меня, стоящую перед тобой на коленях, обрати свой взор на меня и убедись, что я именно такая, какой ты меня создал! Не допусти, чтобы я попала в руки этих проклятых созданий и сгинула в тенетах зла. Разве тебе неведомо, что они похищают своих жертв и, как будто этого недостаточно, сажают их на наркотики, чтобы те были полностью покорны их мучениям и ласкам? Ах, отец, отец мой, зачем ты меня оставил?)
Впрочем, когда они начали сначала, я принялась расхаживать взад-вперед по прачечной самообслуживания, призывая на помощь все свое красноречие, чтобы привлечь их внимание, и говоря:
(Несчастные! Слушайте меня!)
Но они меня не услышали. Я воздела руки к небу, призывая
(Сафо мне свидетель, я не желаю вам ни малейшего зла -напротив, я пришла сюда как ваш защитник и искоренитель несправедливостей - ибо я подозреваю, что они, как и грехи, во множестве плодятся вокруг вас!)
Они остаются глухи к моим увещеваниям, за исключением одной, которая начинает во всю глотку выкрикивать имя нашей великой предшественницы, визгливо растягивая «о». Она-единственная из всех, чьих ушей достигло это нежное имя. Я проклинаю себя за то, что бросила в эту свару одно из тех редких имен, за которые не нужно краснеть. Наконец я кричу им:
(Презренные создания, слушайте меня!)
Но они в суматохе и смятении собираются в круг, который заносит то вправо, то влево, из их губ вырывается шипение. Поскольку словами их, кажется, не пронять, я раздеваюсь догола между двумя рядами стиральных машин и прохожу между ними - не этакой Венерой, рожденной из пены морской, ни даже той, какой произвела меня на свет моя мать - но, по крайней мере, с двумя руками, туловищем, ногами и всем прочим. Мне особо нечем похвалиться, кроме как полным сходством с людьми моего пола, наиболее очевидной и банальной идентичностью, и я говорю:
(Вы же видите, что я слеплена из того же теста, что и вы, мы принадлежим к одной и той же армии, если не к единому организму. В моих намерениях нет ничего непонятного - они миролюбивы. Мой вид - тому свидетельство.)
Но не успеваю я и шагу ступить нагишом, как они принимаются кружиться на месте и рвать на себе волосы в лучших классических традициях - как волчки или крутящиеся дервиши, испуская бешеные вопли; некоторые блюют; одна из них начинает кричать (насилуют, насилуют!) и метаться во все стороны, но далеко убежать ей не удается, потому что она с разбега натыкается на стиральные машины и электрические сушилки, которые занимают все пространство; после того как она, гонимая ужасом, ударяется о каждую из них поочередно, ей случайно удается выскочить на улицу все с тем же безумным воплем (насилуют, насилуют!) Другая в ужасе бросается в сушильный автомат, который еще вращается, и закатывает там настоящий кошачий концерт. Эти фурии вполне могли бы поступить со мной так же, как вакханки с Орфеем, если бы им не помешало неожиданное явление накидки, чудесным образом выхваченной из сушилки моей проводницей, Манастабаль, и наброшенной на меня, чтобы скрыть от чужих взглядов мою наготу, которая, по ее мнению, и была причиной всего этого скандала. Но она действовала недостаточно быстро, чтобы я не успела разобрать их криков:
(Смотрите, да она покрыта волосами с головы до ног, у нее даже спина волосатая!)
Я в изумлении взглянула на себя: действительно, вместо прежнего едва заметного пушка все мое тело было покрыто длинными волосами, черными и блестящими. Тогда я сказала:
(Ну вот, теперь мне не будет холодно зимой!)
Но тут я снова услышала, как они вопят:
(Вы только посмотрите, у нее чешуя на руках, на груди и на животе!)
Я снова посмотрела вниз, на свое физическое тело, и увидела, что на сей раз волосы сменились твердыми блестящими чешуйками, которые показались мне очень красивыми - им не хватало только солнца, чтобы засверкать вовсю. Я уже подняла голову, когда одна из женщин покраснела и указала пальцем в середину моего тела:
(Смотрите, какой он длинный! Отрежьте его, отрежьте!)
На этот раз у меня не было
(Ну что, Виттиг, теперь ты убедилась в том, что я действительно веду тебя в ад? Или будешь спорить до конца? И размахивать кулаками, пытаясь меня переубедить?)
Напуганная до полусмерти, закутанная с ног до головы в накидку, скрывавшую что бы там под ней ни было, трясясь, как в лихорадке, я воскликнула:
(Да кто в это поверит в нашем-то городе? Ах, Манастабаль, моя проводница, пойдем выпьем по глоточку - я больше не могу!)
V
Лимб 1
Я разглядываю список имен на черной доске и женщин, которые собираются играть. Одни полностью сосредоточены на игре, их лица обращены к столу. Другие участвуют в ней только для того, чтобы чем-то заняться: от этих ничто не ускользает, они замечают всех входящих и выходящих. Некоторые играют в бильярд, чтобы привлечь внимание - как правило, не своих партнерш по игре, а какой-нибудь женщины в зале или в баре. Хорошо тем, у кого под рубашкой футболка: тогда рубашку можно снять, если станет слишком жарко или захочется продемонстрировать мускулы рук и плеч. Но для того, чтобы показывать мускулы, их сперва нужно накачать, систематически упражняясь с гирями и гантелями - как в эстетических целях, так и из необходимости самозащиты в большом городе, обычно по ночам, но не только. Я восхищаюсь, рассматривая тех, у кого мощные округлые бицепсы. Я смотрю, как они неторопливо передвигаются вокруг столов, и отблески света подолгу переливаются на их черной или золотисто-смуглой коже. Прямо сейчас я вижу этот ореол, и у меня звенит в ушах. Текила с солью и лимоном понемногу меня взбадривает, и мне хочется подойти к ним поближе, чтобы как следует рассмотреть. Вместо этого я оборачиваюсь к Манастабаль, моей проводнице, и спрашиваю ее, была ли прачечная первым кругом ада. Она говорит:
(Я не знаю, Виттиг, пронумерованы ли адские круги. Но как бы то ни было, я не заставлю тебя проходить их все по порядку.)
У меня боевое настроение, и я отвечаю:
(Тогда пройдем их в беспорядке!)
VI
Рай 1
Ну так что, прекрасный мой и добрый повелитель? Нужно ведь, чтобы ты принял человеческий облик - а то вдруг покажешься мне слишком абстрактным? Что всегда было для меня непостижимой загадкой в той религии, к которой я принадлежу, так это таинство воплощения. И когда Манастабаль, моя проводница, приближается, я не могу удержаться, чтобы не закричать:
(Скажи мне, Манастабаль, моя проводница, с каких это пор у ангелов есть пол? Мне же всегда говорили, что они его лишены! А я даже отсюда могу ясно различить их пизды, хотя в детстве меня этому не учили, да и потом хотели заставить меня поверить в то, что они невидимы.)
И пока я кричу (это чудо, Манастабаль, моя проводница!), они появляются, обнаженные, на своих мотоциклах, их кожа, черная или смугло-золотистая, блестит, одна за другой они спрыгивают на холм и исчезают в цветочных зарослях. Нужно их предупредить: