Верхом на тигре. Европейский ум и буддийская свобода
Шрифт:
Меня глубоко тронуло то, как реагировали на Кармапу баварские и швабские фермеры. Они просто чувствовали его силу. Когда мы останавливались, чтобы спросить дорогу, люди оставляли свои пиво и сигареты и приходили за благословением. И хотя мощный желтолицый господин в красной рясе выглядел непривычно, его теплота и непосредственность растворяла все культурные барьеры. Кармапа при этом снова и снова повторял, что Центральная Европа дорога его сердцу. Рано утром, с пятой или шестой попытки, мы все-таки преодолели границу и, промчавшись через заспанные швейцарские деревни, добрались до Рикона. Нас приветствовали тибетцы с покрасневшими глазами: они ждали всю ночь. Доставив по назначению ценный груз, я поехал на границу встречать автобус с Ханной, Бьорном и остальными.
К сожалению, в Швейцарии к Кармапе за благословением подходили только тибетцы. Наши слаженно работающие швейцарские городские
Большинство людей не способно понять, что просветляющее Учение сохранится только в том случае, если пустит корни в повседневной жизни.
В Кармапе не было ни тени снобизма. Например, когда его приглашали люди, которые просто хотели пообщаться со знаменитостью или похвастаться своими владениями, он мог сказать: «У них нет ни преданности, ни хорошего вкуса. Они пригласили меня только ради того, чтобы потом рассказывать приятелям, что я здесь был». Бедному переводчику приходилось, не меняясь в лице, произносить что-нибудь в таком духе: «Его Святейшество тронут вашим глубоким интересом к Учению, что является самым важным. Он восхищен вашим домом и непременно включит вас в свои молитвы». Последнее Кармапа, естественно, делал всегда, и чудеса происходили даже после самого поверхностного контакта с ним. Они случались по нескольку раз в день.
Однажды в Лос-Анжелесе у нас из-под носа ушел большой чек. Создатель какой-то маленькой технической штучки хотел продемонстрировать свою образованность и потому пригласил лам на японскую чайную церемонию. И когда минуло уже полчаса, а он все полоскал крохотные чашки и переливал воду туда-сюда, а чай так и не появился, ламы один за другим начали хохотать. Даже Кармапе пришлось прикрыть голову накидкой. Лица наших хозяев заметно вытянулись, и чек подписан не был. Но что мы могли поделать? Не все понимают высокое искусство приготовления чая.
Франция
Покинув Женеву, наш последний город в Швейцарии, мы с Ханной провели с Кармапой, Джамгёном Конгтрулом и несколькими их помощниками целых три чудесных недели. Мы везли лам через Южную Францию на нашем антикварном автобусе «Фольксваген». Аконг Тулку действовал на французов, как красная тряпка на быка. Он и здесь пытался стать центральной буддийской властью, и местные так рассердились, что запретили ему приезжать. Поэтому Кармапа отправил его с монахами в свой главный монастырь в Дордони. С каждым визитом становилось все очевиднее, что центры Южной Франции ориентируются на монастырь Калу Ринпоче в Сонаде, а не на Румтек. Они становились все более церковными и буржуазными. Я не хотел даже думать о возможности раскола, но было странно наблюдать ту псевдооткрытость, которую проявляли к Кармапе многие французы. Они, казалось, ожидали еще более детального объяснения его и без того простых и ясных слов. Но финансовых забот у центров не было. Роль мужчины в романских обществах допускает наличие духовных интересов, и поэтому у них были хорошие спонсоры. Им недоставало только «вспышки», ощущения тех безграничных возможностей, которые осознаются, когда мы опираемся непосредственно на силу Кармапы.
С Ламой Джигмелой
Что касается эксцентричных людей, то в этом Ривьера чуть не обскакала Калифорнию. В Ниццу мы поехали по приглашению организации «Мандар-Ом», объединения бритоголовых. Перед и после каждой фразы они пели «Ом», и их головы блестели на склоне среди животных из папье-маше в натуральную величину. Впоследствии их руководитель получил в Каннах благословение Кармапы, а я научил его медитации на Шестнадцатого Кармапу, которую, надеюсь, он не переделал. Другая группа была не столь странной, зато еще более высокомерной; она состояла из учеников общеизвестного Бхагавана Шри Раджниша, покойного «роллс-ройсового гуру». Тогда Бхагаван как раз выпустил книгу с парой скромных утверждений, которые были для нас откровением: например, что Кармапа назвал его величайшим Бодхисаттвой всех времен. Он, Бхагаван, и есть тот человек, который должен принести буддийскую тантру на Запад. Кармапа, который его вообще не знал, был максимально дипломатичен, но ученики Бхагавана все равно остались недовольны его ответами. И я опять только диву давался, глядя на беспочвенную наивность многих людей в духовной области. Было ужасно видеть, с какой готовностью они отказывались от критичности и здравого смысла.
В Ницце Кармапа и Джамгён Конгтрул жили в красивом отеле у пляжа. Мы с Ханной и ламами долго говорили, вспоминая визит Калу Ринпоче. Ламы прожили во Франции все это время, с тех пор как мы возили их с Ринпоче по Европе. В Сен-Тропе нас ждал еще один очень богатый последователь «роллс-ройсового гуру» Раджниша. Он хотел подарить тибетцам несколько дней роскоши. Мы спрашивали себя, как ему удалось стать таким богатым, и очень быстро получили ответ: обед, на который нас пригласили, нам было позволено оплатить самим. После этого мы опять стали покупать еду в супермаркете. Еще одно изысканное приглашение такого рода было нам не по карману. А во время первой же прогулки на яхте Кармапа решил, что он будет полезней в других местах, и завершил визит раньше срока.
Мы уже три недели почти круглосуточно находились рядом с Кармапой. Эта поездка завершалась в его главном французском центре. Там все было готово к большим посвящениям.
Ханна переводит в Дордони
Дордонь очень впечатляет. Она расположена недалеко от Пиренеев. Узловатые дубы, красно-коричневые известковые горы и чудесные извилистые дороги – сплошное наслаждение для умеющих водить. Мистер Бенсон сделал великолепный подарок нашей линии преемственности. Правда, когда все собрались, его не было – но без него невозможно было завершить все формальности. Только после этого Кармапа мог начать посвящение в Высшую Радость и благословение места. Единственное, что у нас было, – номер телефона одного из его друзей в Нью-Йорке. Ютта Марштранд все же полетела туда и действительно обнаружила Бенсона на Гавайях. «Мы будем сейчас освящать место, – сказала она, – и надеемся, что ты хочешь присутствовать». Это подействовало. В последующих речах я много раз хвалил щедрость этого человека. У него было одиннадцать детей, и все же он подарил Учению такую драгоценность. Уже тогда в толпе слушателей преобладали белокурые головы датчан и немцев – хороший знак, что это место будет иметь международное значение. Это в точности соответствовало желаниям Кармапы, и было чудесно видеть, что страсть северных европейцев к путешествиям доставила ему эту радость.
Уже тогда в толпе слушателей преобладали белокурые головы датчан и немцев – хороший знак, что это место будет иметь международное значение.
Там я узнал, насколько неличностной может быть боль. Паво Ринпоче, держатель одной очень важной линии, когда-то перенес перелом позвоночника и из-за этого не мог сам взобраться на трон. Когда я обхватил и поднял все его 90 килограммов, его боль на мгновение перешла ко мне. Белая молния ударила меня в спину. Я позволил ей просто пройти и мягко опустил Ринпоче на его подушку. В ту же секунду боль прекратилась. Когда я потом его спросил, почему он так беспокойно сидел во время церемонии, он пояснил: «Я старался, чтобы мои ноги не оказались выше ступней Кармапы». Многие усвоенные образцы поведения явно давали о себе знать и на высших уровнях.
Некоторые высказывания Кармапы во Франции вновь подняли тему одного интервью, которое Кармапа дал до этого в Копенгагене. Журналистка из очень хорошей газеты, самая рослая из всех женщин, которых я когда-либо видел, прождала его тогда много часов. Она хотела выяснить у Кармапы только одно: в чем особенности сознания современных людей. «Честно говоря, я не должен отвечать на этот вопрос, – сказал Кармапа. – Это породит запутанность. Но раз ты спрашиваешь, я все-таки скажу. Современные люди перевозбуждены. У них все больше идей и все меньше доступа к своей вневременной природе».