Верхом на тигре. Европейский ум и буддийская свобода
Шрифт:
В Южной Африке
Самолет вылетел из Парижа и совершил промежуточную посадку где-то посреди континента. В Йоханнесбурге ждала семья Хардакр, мощные северные англичане, которых мы знали по Дордони. Джефф, которому сейчас было за 50, когда-то работал в полиции Гонконга. Его несколько раз изрешетили пулями, потому что он всегда шел первым, если нужно было разорить бандитское гнездо. Он делал насечки на своем револьвере, считая тех, кого отправил к праотцам. Еще у него была причуда: он сам отливал себе пули в гараже.
В Гонконге
Там уже было несколько маленьких медитационных групп, в которых практиковали ярко выраженные индивидуалисты. Моя главная задача состояла в том, чтобы извлечь все, что относится к буддизму, из той путаницы духовных традиций, которая до них дошла. Для этого приходится все время наступать на чье-то эго, но, если так не делать – вся будущая работа будет построена на песке. Проводить лекции в университетах или других общественных зданиях мы не могли из-за давления со стороны церкви. Поэтому большинство встреч проходило в частных помещениях.
Моя главная задача состояла в том, чтобы извлечь все, что относится к буддизму, из той путаницы духовных традиций, которая до них дошла.
Мои расхожие представления о Южной Африке вскоре развеялись. Когда я расспрашивал белых людей о положении черных, они говорили, что европейцы пришли в страну первыми, что и в самом деле исторически верно. Коренные жители вымерли еще до того, как там высадились белые. Когда я хотел узнать что-то о рабстве, которое первыми в мире отменили датчане, мне рассказывали, что представители черных племен брали в плен друг друга, потом продавали пленников арабам, а те перевозили их к побережью. Там рабов загружали на свои корабли европейцы. Сейчас в Южной Африке у чернокожего населения положение лучше, чем где бы то ни было. Некоторые друзья даже утверждали, что самое большое преступление белого человека против черной расы заключалось в том, что ей дали пенициллин, но забыли о противозачаточных средствах. Из-за этого в таких прекрасных странах, как ЮАР, одной из самых больших проблем стала стремительно растущая перенаселенность.
Когда заговорили о возникновении апартеида, прозвучало следующее объяснение: буры очень редко брали в походы своих женщин, и через два-три поколения последствия стали явно видны. Видя, как их генофонд постепенно исчезает в огромных негритянских массах, буры ввели эти невозможные ограничения – фактически, чтобы защитить самих себя. Дурную славу апартеид снискал потому, что его возвели в ранг закона. Светлая кожа означает более высокий статус во всем мире – хотя немногие отваживаются это говорить.
Одно было совершенно ясно: если объяснять здесь Учение Будды, то без политики. Я опять подумал, насколько прав был Кармапа, когда настаивал: «Никакой политики в моих центрах!»
Я опять подумал, насколько прав был Кармапа, когда настаивал: «Никакой политики в моих центрах!»
Ландшафт был впечатляющим и диким, с суровой однотонностью. Ветер загонял во все щели мелкую пыль из золотых приисков, обработанную цианидом, и многие страдали заболеваниями органов дыхания. Йоханнесбург выглядел как миниатюрный Нью-Йорк, с похожими, но не такими высокими небоскребами и архаичными перекрестками, на которых все сначала останавливаются, чтобы выяснить, кому ехать первым.
Однажды мы направились к Драконовым горам, наверное, самой старой горной цепи в мире. По дороге мы задержались в Претории, столице страны, и стояли на лестнице парламента, пока буры творили историю. Они послали весь мир подальше, всего за час отклонив целую дюжину серьезных резолюций ООН. Я не раз думал, что, если несколько миллионов представителей этого народа по-настоящему разозлятся, все остальные жители Африки очень скоро будут плавать в Средиземном море. В бурах чувствовалась какая-то непостижимая и упрямая сила, обычно не смягчаемая чувством юмора.
В тот же день я решил взобраться на один из древнейших склонов горы. Я уже заметил, что этот склон – мечта любого скалолаза: скала была такой твердой, что любой выступ на ней мог выдержать полный вес человека. Значит, можно было очень быстро взобраться наверх. Но, поднявшись метров на тридцать, я не обнаружил ничего, за что можно было бы ухватиться – ни справа, ни слева, ни вверху. Я подумал: «Вниз я не пойду, это было бы не по-мужски». Но тут оказалось, что спуститься я все равно не смог бы, даже при желании. Несколько раз по пути наверх я подпрыгивал, чтобы ухватиться за следующую опору, и теперь неминуемо соскользнул бы в пропасть. Ситуация была поистине напряженная. Я никуда не мог сдвинуться и постепенно уставал. Только жители таких плоских стран, как Дания, способны попасть в столь глупое положение. Я вспомнил, что никогда нельзя смотреть вниз, но подумал: «Если не посмотришь, никогда не узнаешь ничего про свой ум». Я уже представлял себе, сколько места займу, лежа распластанным на камнях, и размышлял, кто первым найдет мое тело: люди или шакалы. Силы уже почти оставили меня, когда я почувствовал близость чего-то бесконечно любящего. Оно было светлым, по-женски мягким и ощущалось как легкий бриз. Он прижал меня к скале и одновременно поднял сантиметров на десять – и под пальцами оказалась расщелина, которой я снизу не видел. Остальное было легко, и когда я через несколько минут вкатился на плато, то – с удовольствием признаюсь – мои глаза были влажными от слез. «Я обещаю работать еще больше», – это все, что я мог сказать. Я обещал это без конца, снова и снова.
Силы уже почти оставили меня, когда я почувствовал близость чего-то бесконечно любящего.
Она полна любви
Так вмешалась Белая Освободительница, это я знал точно. Когда я потом ходил туда-сюда по плато, повторяя ее мантру, она также благословила и мой ум. Небо стало цвета розового кварца, и, когда я посмотрел под ноги, камни превратились в колокольчики, дордже и цветки лотоса, символы тибетского буддизма. Там, наверху, в ее Чистой стране, я провел несколько часов. Возвращаясь в обычный мир, я был так счастлив, что пригласил студенческую группу мулатов, которых встретил при спуске, домой на чай. Обычно они были не особо популярны у местных крестьян. Причиной нелюбви была привычка мулатов бросать в воздух кусочки целлофановых пакетов в качестве жертвоприношения. Коровы буров любили есть этот целлофан, но не умели его переваривать, и каждый год от запоров умирало много животных.
Родезия
Еще одним незабываемым событием стала поездка в Родезию (сегодня Зимбабве), где в Солсбери (сегодня Хараре) была маленькая медитационная группа. Движущей силой был Джордж, еще один полицейский из Гонконга, нашедший себя в сфере страхования. Он разъезжал везде и оценивал ущерб, нанесенный террористами. Джефф поведал ему однажды о своем интересе к буддизму, но тот только покачал головой и уже было списал своего старого друга со счетов. Пару недель спустя он ехал на своем стареньком «Пежо», и вдруг его ослепило золотистое сияние прямо на капоте машины. Это был Будда. Он так ярко светился, что Джорджу пришлось съехать с дороги. И пока он там сидел и приходил в себя, метрах в ста перед ним на предназначенной ему мине подорвался автобус, полный местных жителей. Это было его личное введение в буддизм.
Мы полетели в Солсбери в тот день, когда люди Мугабе сбили зенитной ракетой «земля – воздух» гражданский самолет и жестоко расправились с выжившими пассажирами. Мы надеялись купить дешевый билет. Это нам не удалось, зато мы были в самолете одни. Когда из иллюминатора стало видно столицу, в небо поднялись два древних английских истребителя «Хоукер Хантер» и сопровождали нас, попеременно включая и выключая двигатели. Возможно, это делалось для того, чтобы выпущенные ракеты, которые гораздо быстрее самолетов, летали между ними зигзагами, пока не перегрелись бы и не разбились.