Верховная Ведьма
Шрифт:
Щедро намазав лицо и волосы щиплющей кожу слизью, я огляделась в поисках какой-нибудь полочки или уступа – пристроить баночку, пока буду натирать руки. И уткнулась взглядом в стену кельи, только сейчас обратив внимание на украшавший ее барельеф. Ничего особенного, грубая глиняная лепнина, изрядно выцветшая и облупленная. Такие я и в других комнатах видела. По углам – символические обозначения четырех богов: кленовая ветвь, выпрыгивающая из воды рыба, ветвистая молния и птица с распростертыми крыльями. Но посредине, вместо очередной поучительной
Мы Велькой одновременно щелкнули пальцами. По бокам барельефа вспыхнули два пульсара – золотистый и зеленоватый.
– Гляди, раньше никаких здесь елок не было – простой частокол с воротами, – изумленно заметила я.
– А озеро обозначено, причем вместе с источниками! – Велькин пульсар скользнул к самой стене. – Постой, а это что?
– Похоже на руну. – Я послюнила палец и протерла сомнительный пятачок в центре барельефа. – Только какую?
– «Охота»? – предположила Велька, заглядывая через мое плечо.
– Вряд ли, вот здесь, кажется, была палочка – чуть пониже точка осталась. «Дыхание»?
– И весьма специфическое, надо заметить, – хмыкнула подруга. – Стой, а если это не дуга, а кружок, да еще перечеркнутый? Тогда получается…
– «Привратник», – опередила я. – А вот это уже похоже на правду! Насколько я помню из курса теологии, самые ценные реликвии дайны опечатывают заклинанием… тьфу, молитвой Привратнику, духу – стражу четырех небесных скрижалей. В большинстве случаев это всего лишь зрелищный обряд, но, если боевые отшельнички сподобились затопить пентаграмму, что им стоило для верности призвать настоящего демона, вселившегося в драконьи кости?
– Привратника, – машинально поправила Велька. – Но на кой им понадобился такой злющий дракон? Он же вообще никого к озеру не подпускает! Что-то наалхимичили они со своими молитвами…
Я задумчиво колупнула пальцем краешек барельефа.
– Погляди, сколько слоев краски. Ему лет тридцать, не меньше. А «выть и б'yхать» стало совсем недавно.
– Уходя, отшельники могли наложить на Привратника сдерживающее заклятие, – возразила Велька, – которое со временем ослабело или вообще разрушилось.
– Возможно. Но столь активно бодрствующая нежить не может долго обходиться без еды, иначе ее плоть начнет распадаться. Вряд ли дайны ежедневно бросали в озеро по корове или добровольцу, а непробудно спящий на дне Привратник им ни к чему. К тому же издохший дракон как раз и послужил причиной их… хм… спешного переезда.
Скит содрогнулся с таким гулом, словно по нему прошлось отродясь не виданное в этих краях землетрясение. Кусок обшитого досками потолка рухнул на то место, где минуту назад стояла Велька, и тут же исчез под высокой горкой земли. Барельеф в мгновение ока покрылся трещинками и с тихим шелестом осыпался на пол мельчайшей глиняной крошкой.
Мы с ужасом переглянулись.
Дракон то ли вспомнил прижизненный опыт общения с коварными отшельниками, то ли заново сообразил, что проломить макушку
Староста и детина уныло наблюдали, как Гдынь, пыхтя, выкорчевывает заклинившее весло из уключины. На кой оно ему сдалось, сотник и сам не мог объяснить, но принцип «сгодится» его еще никогда не подводил. Лодка вообще-то принадлежала старосте, но тот опрометчиво брякнул, что, мол, глаза б его больше это корыто не видели, и упустить такую возможность загребущий сотник никак не мог.
– Были бы весла, а лодка приложится! – торжествующе пропыхтел он, вскидывая на плечо наконец поддавшийся инвентарь. – Ну пошли, что ли?
– Куда? – мрачно буркнул детина. – Нам тута до рассвета куковать, покуда рыбаки на промысел не выйдут. Во тьме-то сколь не аукай, никто не подплывет. Хорошо ежели днем какого парнишку похрабрее уломаем.
– Да хотя бы вон в том леске хвороста насобираем и костерок разведем, одежу высушим. – Гдынь беззаботно махнул веслом на березняк и осекся.
Между лесом и мужиками, возникнув буквально из ниоткуда, стояла, по-хозяйски растопырив рыжие мускулистые лапы, здоровенная черная собака с тускло мерцающими глазами.
– Х-х-хороший песик, – с кривой ухмылкой выдавил Гдынь, оглядываясь в поисках поддержки, но дружки трусливо скучковались за его спиной, справедливо полагая, что псина бросится на ближайшего возмутителя спокойствия и, возможно, им и наестся.
Зверюга плотоядно оскалилась во все три сотни клыков (возможно, староста и обсчитался на дюжину-другую, однако на общее впечатление это не повлияло) и так же молча сорвалась с места, но не прямо вперед, а по дуге, заходя мужикам в бок.
До глубины души возмущенные таким коварством, те слаженно завопили и, ощутив вполне закономерное желание оказаться где-нибудь подальше, немедленно и весьма энергично приступили к его реализации.
Собака кидалась то вправо, то влево и, хотя уже сто раз могла тяпнуть кого-нибудь за лодыжку, не доставила себе этого культурного удовольствия, целеустремленно гоня мужиков к дыре в елках. А когда они наконец благополучно в нее вписались, резко затормозила и, осев на куцый хвост, облегченно, совсем по-человечьи вздохнула.
Дракон, ударно попрыгав по холму, сделал перерыв и снова залег напротив входа, как кот у мышиной норы, раздраженно виляя хвостом и время от времени профилактически обрабатывая коридор пламенем. Вершина холма превратилась в черную впадину, но проклятые человечишки забились в уцелевший уголок возле самого прохода, надрывно кашляя, однако не желая выходить на свежий воздух, что приводило дракона в еще большую ярость.
Пробудивший его зов становился все громче и требовательнее, но он же повелевал в первую очередь уничтожить незваных гостей. Ведьмы очутились не в том месте и не в то время и должны были за это поплатиться. Любой ценой.