Верховная жрица
Шрифт:
– Надо подумать.
– А разве не ясно, что бунджи-ламе по положению подобает ехать вместе с нами?
Римо на миг задумался.
– Что, если я поеду на переднем сиденье?
– Согласен, – сказал Кула.
– Хорошо, – кивнул Римо, надеясь, что перегородка, отделяющая передние сиденья от задних, окажется воздухонепроницаемой.
Она и в самом деле оказалась воздухонепроницаемой. Однако, услышав, что Римо сядет впереди, мастер Синанджу отпустил нанятого им дорогого шофера, предоставив ученику самому
Уильямс обнаружил это, лишь сев за руль. Он поспешно открыл все окна и через зеркало заднего вида зло сверкнул глазами на мастера Синанджу.
Чиун сиял простосердечной доброжелательностью.
Римо завел машину, и вскоре они уже катили по юго-восточной скоростной автостраде, к северу от Логанского аэропорта. Обычно это шоссе называли «автострадальной дорогой», но в это утро движение было довольно спокойным.
По внутреннему переговорному устройству послышался раскатистый голос Кулы:
– Почему в холодильнике нет кумыса?
– Напомните, чтобы, когда мы вернемся, я устроил им в конторе разнос по этому поводу. Да это просто возмутительно: нет кумыса! – отозвался Римо.
– Ты живешь в совершенно нецивилизованной стране, Белый Тигр.
– Кто бы спорил, только не я.
– Не расстраивайся. В моем личном воздушном корабле кумыса хоть залейся.
Римо заморгал.
– У тебя личный самолет?
– А как, ты думаешь, я сюда прибыл, на кобыле?
И все дружно рассмеялись над белым придурком, которого мастер Синанджу так радушно принял под свое крыло в надежде превратить если не в корейца, то уж в человека, хоть немного его напоминающего.
Самолет оказался чистого небесного цвета с серебряными полосами вдоль бортов. Этот «Боинг-747» принадлежал какой-то экзотической авиакомпании, имени которой, впрочем, на фюзеляже не значилось, только на хвосте виднелся силуэт тяжелого колеса, водруженного на древко с девятью конскими хвостами. Римо знал, что таков был бунчук Чингисхана.
По обеим сторонам люка навытяжку стояли первый и второй пилоты, одетые в традиционные халаты – дэлы – монгольских кочевников. Стоило только мастеру Синанджу, Куле и Лобсангу Дрому покинуть лимузин, как они низко поклонились.
Римо принялся таскать сундуки, и оба пилота разом закричали, чтобы он пошевеливался.
– Заткнитесь, – тихо буркнул Уильямс, укладывая сундуки Чиуна в открытое багажное отделение. – А то я вам хвосты прищемлю.
Последний сундук – с бунджи-ламой – он отнес прямо в кабину к пилотам.
В салоне была тьма кромешная. Все вокруг, включая и окна, было завешено пестроцветными монгольскими коврами, даже на полу вместо кресел только груды ковров. Лишь кое-где стояли низкие табуреты и сундуки.
Римо уже приходилось бывать в войлочных монгольских
Здесь очага не было, никакой дыры в потолке не зияло, но впечатление было такое, что он находится в очень длинном гере.
– Поставь сундук с бунджи-ламой на почетное место! – крикнул Кула, кивнув на великолепный восточный ковер.
– И закрой за собой дверь, – вмешался пилот.
Выполнив все, что ему велели, Римо расположился на полу.
– Приятно сознавать, что все это богатство не испортило тебя, Кула, – польстил он монголу.
Кула просиял:
– Тебе понравился мой воздушный корабль? Здесь есть все современные удобства: микроволновая печь, комната с колодцем.
– А где же стюардессы?
Кула непонимающе уставился на Римо.
– Он имеет в виду рабынь, – пояснил Чиун.
Кула нахмурился:
– Мы не разрешаем монгольским женщинам летать. Не то у них будут рождаться двухголовые уродцы. Летать разрешается только воинам.
– А американские женщины летают? – полюбопытствовал Лобсанг Дром.
– Постоянно, – ответил Римо.
– А как же поступают с детьми, которые рождаются с двумя головами?
– Мать выбирает, какая голова ей больше нравится, и отпиливает лишнюю, – выпалил Уильямс.
– Американки очень умные, – сказал Кула.
– Может, американская женщина с огненными волосами и в самом деле бунджи-лама? – пробормотал Лобсанг Дром как раз в тот момент, когда заработали реактивные двигатели и увешанный коврами фюзеляж затрясся.
Через минуту-другую они оказались в воздухе.
Лобсанг Дром закрыл глаза и стал медленно и тягуче повторять священный звук «Ом».
В руке он крутил что-то похожее на коробку из-под кошачьей еды на палке. Усыпанный бирюзовыми камнями деревянный ящик все вертелся и вертелся, издавая легкое поскрипывание.
– И как долго это будет продолжаться? – поинтересовался Римо.
– Молитвенное колесо, – пояснил Кула. – Туда кладут листок бумаги с записанной на нем молитвой. С каждым оборотом колеса молитва обретает все большую силу.
– Но нам предстоит долгий полет, – простонал Римо.
Кула растерянно моргнул.
– Сколько переходов до этой земли, которая называется Калифорния?
– Переходов?
– Меньше пяти часов, – объявил Чиун.
– Если ехать на коне?
– Самолетом.
Лобсанг Дром мгновенно широко открыл глаза. Они с Кулой обменялись удивленными взглядами.
– Такое большое расстояние?
– Это огромная страна, – кивнул Чиун. – Хотя и с отсталой культурой.
Кула, нахмурившись, откинул ковер и расплющил свой и без того плоский нос о стекло иллюминатора.