Верховные правители
Шрифт:
– Какими другими?
– Я знаю о совещании, проходившем на ранчо Генри. Список приглашенных весьма необычен.
Кларенс коснулся клюшкой мяча, и он откатился на несколько дюймов от метки.
– Ты приехал поговорить об этом?
– Я не мог понять, что ты делаешь там с такими людьми, как Кенни, Харгис и Папаньо.
– Все очень просто. Нас пригласил Генри.
– Зачем?
– Вероятно, это стало бы тебе понятней, если бы ты был ближе к семейному бизнесу. В нынешней ситуации...
Старая тема. Дядя Кларенс никогда не скрывал своего разочарования по поводу
– Многие гости не занимаются бизнесом. Там были политики, государственные чиновники.
Кларенс посмотрел на свои руки, сжимавшие клюшку, и слегка передвинул пальцы.
– К сожалению, в наше время нельзя ничего сделать без связей в этих сферах.
– А боссы Синдиката?
Кларенс разжал пальцы, державшие клюшку.
– Как политик ты должен понимать, что иногда приходится вступать в контакт с людьми, которые тебе не нравятся.
– С преступниками?
– Конечно, такое случается даже в политике.
Кларенс вздохнул.
– И вообще, грань сейчас не такая четкая, как прежде. Что законно, а что нет? Большую часть времени Синдикат функционирует как обычная корпорация. Он заинтересован в установлении и поддержании определенных цен, в уничтожении конкуренции, снижении стоимости труда, проникновении на новые рынки. Все эти цели понятны любому бизнесмену.
– Ты говоришь так, словно это совершенно нормально.
– Возможно, потому что это действительно так.
– Ты не веришь в свои слова.
– О, верю. И Генри Бланкеншип - тоже.
– Тогда вы оба - глупцы.
– Возможно, я - да. Но мало кто согласится с тобой насчет Генри. Я помню, как Джонатан Финкан, произвести впечатление на которого удавалось немногим, признался как-то, что ему бы не хотелось вступать в настоящую схватку с Генри Бланкеншипом. Джонатан, конечно, сам является мультимиллионером и исключительно коварным бизнесменом, но он сказал, что не хотел бы оказаться на другой стороне стола, когда Генри Бланкеншип сдает карты.
– Сейчас вы все на одной стороне. Что вы планируете?
– Поскольку ты - член семьи, я, вероятно, мог бы довериться тебе, но ты никогда не присутствовал на наших закрытых совещаниях. Пусть пока что все остается, как есть.
Алан понял, что говорить с дядей на языке морали бесполезно. Он решил быть практичным.
– Чем бы вы ни занимались с Синдикатом, в конце концов вы неизбежно проиграете.
Кларенс снисходительно улыбнулся.
– Ты забываешь о том, что за человек твой кузен Генри. Ему нет равных - и никогда не будет.
Он наклонился, чтобы положить клюшку в мешок, лежавший у его ног. Потом он закинул мешок на плечо и продел руку в лямку.
– Когда придет время, ты все узнаешь. И я уверен, что ты окажешься по-своему полезен.
– Не рассчитывай на это, дядя.
Кларенс сухо, раздраженно усмехнулся.
– Прекрасно. Не буду, если ты так говоришь. К счастью, мир не погибнет оттого, что мы расходимся во мнениях.
– Нет.
– Джозеф Эндрью будет сильно разочарован.
– Сожалею, - сказал Алан.
Проезжая через ворота с каменными столбами, он испытал разочарование. Ему слишком поздно пришли в голову слова, которые он мог сказать дяде Кларенсу.
Генри Бланкеншип покинул отель в Лас-Вегасе рано утром, в начале седьмого. Он провел уик-энд с красоткой из "Фоли Бержер" и теперь испытывал беспокойство и подавленность, всегда сопровождавшие такой расход физических сил.
Над дорогой, по которой он ехал в аэропорт, стелился туман. Во второй машине, следовавшей за Генри, сидели два вооруженных охранника. Одинокая птица встречала своим пением рассвет. В такие моменты Генри мог смотреть в лицо смерти. Этим утром её пронзительная реальность подчеркивалась тем фактом, что человек, устраивавший свидание в Лас-Вегасе, был уже мертв. Ему, Генри, будет недоставать грубой надменности, шумных манер и неискренней вежливости Харри МакКаффри. Этот человек был полезным и забавным.
Его мысли вернулись к нарастающим проблемам. Государство оказывало давление со всех сторон. Фрэнк Кенни сообщил зловещую новость: ключевые члены его организации подверглись аресту и угрозам; власти обещали им неприкосновенность, если они заговорят. Конечно, большинство их ничего не знало о подлинном плане.
Слегка раздраженный Бланкеншип воспринял эти действия как свидетельство того, что слухи о предпринимаемых им шагах достигли ушей президента и его лакеев. Это не имело значения. Они не могут ничего сделать без доказательств, а именно их-то они никогда не получат.
Автомобиль проехал через ворота аэропорта и направился к "Боингу". Генри поднялся на борт самолета, прошел в спальню и услышал музыкальный сигнал телефона.
– Генри? Я пытался тебя разыскать.
Это был Кларенс Кардуэл.
– Я звонил в Амарильо, затем в отель в Лас-Вегасе. Мне сказали, что ты только что уехал. Я решил набрать этот номер.
– Что случилось, Кларенс?
– Меня беспокоит мой племянник Алан. Он знает о встрече на ранчо. По-моему, он подозревает наличие какого-то заговора.
Пока что Генри не предвидел угрозы с этой стороны.
– Я буду наблюдать за развитием событий. Спасибо за звонок.
Он положил трубку на аппарат. Он не беспокоился. Алан Кардуэл отнесется с пониманием к их целям. Как и любой другой человек, серьезно относящийся к опасности, исходящей от этого безумца из Белого дома, который тянет страну к анархии. Стоять в стороне и пассивно смотреть на происходящее так же преступно, как и участвовать в нем.
Генри Бланкеншипу было совершенно ясно, что эффективным может оказаться только такое государство, которое не вмешивается в экономическую жизнь страны. Он считал, что единственный эффективный способ производства это монополия. Вначале конкуренция являлась полезным средством изгнания с рынка слабейших. Но сейчас она стала бессмысленной тратой сил; поддерживая её, государство наказывало лучших производителей. Изменить эту тенденцию просто: достаточно установить контроль над правительством.