Верховные правители
Шрифт:
Наконец она положила трубку. Алан молчал.
– Это был мой отец, - сказала Диана.
– Он сообщил, что сегодня ушел в отставку.
– Это правда. И я её принял.
Она села рядом с ним на диван.
– Он говорил весьма нелестные для тебя вещи.
– Я собирался сказать тебе до его звонка.
– В этом нет нужды. На самом деле это не имеет значения.
– Да?
Ее улыбка удивила его.
– А ты как думал? Любишь меня, люби и моего отца?
– Глаза Дианы заиграли.
– Это было забавно. Я никогда не слышала, чтобы он так ругался.
– Я сожалею о происшедшем. Но избежать
– Я рада, что ты не поддался. Иногда он бывает ужасным хамом. Ты, вероятно, был великолепен.
Он нуждался в таких словах.
– Твой отец сказал, что я гублю партию. Думаю, он имел в виду и всю страну.
– Если верить ему, то партия - это последняя надежда на спасение страны. Папа - самый лояльный американец на континенте. Американский Легион, "Олени" - все, как положено. Звездно-полосатый флажок на лацкане пиджака, в окне автомобиля, на лужайке. Он даже встает, когда телевизионные программы заканчиваются государственным гимном... Так в чем причина?
Пока она курила, он рассказывал ей о своем решении просить легислатуру не голосовать за новый Конвент.
Она кивнула.
– Конечно, отец возмущен твоим своеволием. Он привык к тому, что с ним заранее консультируются перед любым важным шагом. Пол Берри всегда так поступал.
Она положила сигарету в пепельницу.
– Но я считаю, что ты прав.
– Да?
– Я всегда считаю, что ты прав, когда ты так считаешь.
Как он нуждался в ней!
– Я собирался сообщить тебе кое-что еще. Мы с Аделью решили пожить раздельно.
Она не сразу осознала, что он произнес нечто важное. На её шее запульсировала жилка.
– Это кажется весьма неожиданным решение, верно?
– Я уже давно не влюблен в нее.
По её щеке расползлось розовое пятно.
– Ты подумал о последствиях развода для твоей карьеры?
Он усмехнулся.
– Если верить твоему отцу, в этой сфере у меня нет большого будущего.
Поразившись внезапному открытию, он добавил:
– И это не слишком важно.
Их объединяло понимание того, что слова - это всего лишь одинокие молекулы, плавающие в океане чувств.
– У нас все может оставаться по-прежнему, - сказала она.
– Я не могу представить себе такое время, когда мне захочется расстаться с тобой.
– Ты не сторонница брака?
– Он бы ничего не изменил. Как ничего не изменил твой разрыв с Аделью. И я бы не хотела, чтобы брак пережил любовь.
Он словно оказался в темном лесу, ощутил запах сырой земли.
Она добавила чуть слышно:
– Но я ужасно влюблена в тебя.
Ощущение опасности исчезло.
– Тогда я собираюсь сделать тебе предложение, - сказал он.
– Даже если твой отец не отдаст тебя на свадьбе.
Она слегка наклонила голову; казалось, она сейчас заплачет. Он приблизился к ней и нежно обнял. Он слышал частое биение её сердца. Он так долго ждал, когда придет счастье. Боясь потерять драгоценные мгновения, он овладел ею с романтической одухотворенностью. Потом, лежа возле нее, он видел перед глазами картинки, напоминавшие о недавнем взрыве.
Неужели что-то могло отнять у него эти восхитительные ощущения? Нет, это невозможно.
Генри Бланкеншип показывал своей гостье свою личный арсенал. Девушка была высокой, тонкой, с прекрасными чертами
– У тебя тут достаточно оружия, чтобы затеять революцию, - сказала она.
– Вероятно, да - в какой-нибудь банановой республике, - улыбнувшись, ответил он.
Девушка остановилась в просторной комнате, обшитой красным деревом, чтобы полюбоваться старинным отполированным кремневым ружьем, которое могло принадлежать фермеру, сражавшемуся при Лексингтоне или Конкорде. Свой мятежный дух американцы унаследовали у независимых, свободолюбивых предков, осмелившихся направить ружья против законной власти.
Он открыл дверь в соседнюю комнату и включил свет. Здесь вдоль стен размещались трофеи - рога американского лося, бритая голова тигра с распахнутой пастью, стоящее в углу чучело медведя, гордый орел, готовый ринуться с ветви вниз в поисках жертвы. Любимые охотничьи ружья Бланкеншипа без единого пятнышка или следа ржавчины поблескивали смазкой.
– Ты сам застрелил всех их?
– Да.
Он охотился до тех пор, пока его зрение не ослабло настолько, что он уже перестал различать цель. Он всегда ходил в леса один, наслаждаясь вызовом, бросаемым непредсказуемыми опасностями. Но он уже пятнадцать лет не стрелял из ружья и не был уверен в том, что сохранил бы интерес к охоте, даже если бы его зрение не испортилось; эта форма агрессии была слишком примитивной. Все в его жизни было результатом непрерывного роста, упорного движения к особой цели.
Он не сомневался в итоге его теперешней борьбы. Финал будет именно таким, каким он увидел его при исходной разработке плана. Процесс радикального реформирования, начавшийся с прихода к власти столь опасного человека, каким был президент Хэролд Пейдж, и развивавшийся столь стремительного, что единственным итогом его могла стать социальная революция, будет остановлен.
Отвратительно, подумал Бланкеншип, что люди вроде президента и его приспешников считают себя полезными для общества. Как ни трудно в это поверить, но это, несомненно, так. Немногие люди, даже совершившие самые гнусные поступки, искренне считают себя негодяями.
Когда они покидали оружейную, прелестная спутница Бланкеншипа крепко сжала его руку.
– Проблема исключительно богатого человека, - сказала она, заключается в том, что он никогда не может точно знать, любят его самого или его богатство. Это тебя не беспокоит?
Странный вопрос, подумал Генри Бланкеншип. Какое это имеет значение?
Жизнь Джила Бенедикта стала легче после того, как его перевели в "легкий карцер". Режим был строгим, но терпимым. Хотя обитатели "легкого карцера" не имели доступа к газетам, телевидению, радио и журналам, утром и днем их выпускали во внутренний дворик. Однажды днем, когда Бенедикт сидел во дворике спиной к тюремной стене, к нему подошел другой заключенный тихий пожилой человек по имени Риццо, работавший на кухне. У него были большие уши и вытянутая заостренная физиономия. Он напоминал огромную мышь с очками.