Верховные судороги
Шрифт:
— Вы же не виноваты в том, что кто-то настучал в газету насчет «Суэйла». Хотя начало вашей работы здесь тихим и мирным, — и он по-товарищески улыбнулся, — никак не назовешь.
Пеппер уныло вглядывалась в остатки своего фруктового желе.
— Вы думаете, мне следует… — заставить себя закончить фразу она не смогла.
— Съесть еще немного этой кошмарной субстанции? Нет. Вам необходимы картошка и мясо, женщина. А скажите-ка мне, судья Картрайт, что вам нравится делать?
— Делать?
— Ну, перестаньте, мы же не на прениях сторон. Вопрос не такой уж и сложный. Нравитсяли
— Единственное, что я делаю, — ответила Пеппер, — это отсиживаю, корпя над документами, мою техасскую задницу.
И она, нагнувшись над столом, прошептала:
— Я тону, Криспус. И думаю, что до свистка мне здесь не досидеть.
— Вы это о чем?
— Да в общем-то ни о чем. О родео.
— Держитесь, судья Картрайт, — сказал, утирая салфеткой губы, Криспус, — держитесь. К вашему сведению, в первый год здесь каждыйощущает себя утопающим. Кроме, быть может, Сильвио. — Он хмыкнул. — Сильвио, как вы понимаете, не был назначен сюда президентом, его послали нам свыше.
Пеппер почувствовала, как к глазам ее подступают слезы.
— Я просто-напросто никчемушница.
Криспус удивился:
— А что это такое? Нечто из Льюиса Кэрролла? Звучит неприятно.
— Нечто занимающее не свое место. Ни на что не годное. Нечто вроде меня.
Криспус откинулся на спинку стула и задумчиво погладил себя, словно позируя для карикатуры девятнадцатого столетия, по округлому животику.
— Вы разочаровываете меня, судья Картрайт. Вы не казались мне человеком, склонным изнывать от жалости к себе. Ни на что не годное, говорите? Вы ведь здесь, не так ли? Вы сталичленом Верховного суда Соединенных Штатов, верно? Не распускайте сопли, женщина.
— Да, — ответила Пеппер, слезы которой мгновенно высохли, — вы правы.
Криспус встал, снял со стола поднос — привычка убирать за собой сохранилась у него с университетских времен.
— А пока, — улыбнулся он, — я думаю, что Деклану не помешает дружеское слово. Слово поддержки. В утечке, связанной с «Суэйлом», вы неповинны, однако грязь в итоге льют на него, и он уже устает утираться. Так что, если вы не заняты сочинением еще одного эпохального решения, которое узаконит жалобы банковских грабителей, напишите ему записку, что ли, скажите, как вы цените… в общем, скажите хоть что-нибудь. А теперь вынужден вас покинуть. Мне необходимо попудрить нос.
Вечером того же дня, чуть позже девяти, уже собравшаяся домой Пеппер вдруг вспомнила о разговоре с Криспусом и решила заглянуть по пути в кабинет Хардвизера и сказать ему… что-нибудь.
В приемной его было пусто, клерки и секретари уже успели отправиться по домам. Однако из-под двери кабинета пробивался свет. Пеппер легко пристукнула по ней. Ответа не последовало. Постучала снова. Нет ответа. Открыла дверь. Свет в кабинете горел, но Хардвизера в нем не было. Другая дверь, ведшая из кабинета в зал совещаний, была приоткрыта. Пеппер, сделав несколько шагов, распахнула ее и увидела нечто воистину захватывающее: на столе возвышался с петлей на шее Председатель Верховного суда США, привязывавший другой конец веревки к потолочному светильнику. Он обернулся, увидел Пеппер. Некоторое время два члена Верховного суда простояли, молча глядя друг на друга.
— Э-э, — произнесла наконец Пеппер, — я не помешала?
— Собственно говоря, да, — ответил Хардвизер.
— Я могу уйти, но…
— Благодарю вас. И будьте любезны, закройте за собой дверь.
— Можно задать вам вопрос? — поинтересовалась Пеппер.
— Только если он короток.
— Это крик о помощи или вы действительно решили повеситься?
— Судья Картрайт, — ответил он. — Я не хочу показаться вам грубым, но не могли бы вы покинуть помещение? Заранее благодарен. Как видите, я занят.
— Это-то я вижу, — сказала Пеппер. Она повернулась, сделала несколько шагов к двери, остановилась. — Я не хотела вам помешать.
— Ну так и не мешайте.
— Беда в том, что если я сейчас уйду, то окажусь повинной в содействии и подстрекательстве к преступлению, поскольку самоубийство именно таковым в округе Колумбия и считается. Я уже плачу немалые деньги адвокату, который занимается моим разводом, и еще одному, ведущему дело о нарушении условий договора. Третьего я позволить себе не могу. Особенно при тех грошах, которые мне здесь платят.
— Неправильно, — ответил Председатель Верховного суда. — Вы совершенно чисты. Вы не оказали помощи в совершении самой… этой процедуры. А в отсутствие названной помощи вас могли бы счесть виновной лишь при наличии родственных обязательств. В отсутствие же родственных обязательств — а они в данном случае места не имеют — вы остаетесь полностью невиновной. И позвольте напомнить вам, что понятие о так называемом «долге спасения» здесь также неприменимо.
— Зато применимо понятие о долге нравственном, — сказала Пеппер.
— Мы с вами говорим не о нравственном долге, судья. Мы говорим о законе.
— Да, верно, — согласилась Пеппер. — Извините, пожалуйста.
— В прецедентном праве давно установлено, что, даже если вы, к примеру, хорошая пловчиха и не смогли спасти утопающего, винить вас решительно не в чем. Мне, правда, не известно ни одно дело, в котором утопающий совершал попытку само… попытку утопления, однако принцип в целом, возникший при рассмотрении дел о несчастных случаях на воде, применим и здесь. Так что сами понимаете. Никакие проблемы вам не грозят. Спокойной ночи,судья.