Верховный суд СССР
Шрифт:
Была доказана вина Власова и в том, что он участвовал в расправах над коммунистами и антифашистски настроенными людьми в лагерях военнопленных, а также неугодными ему солдатами и офицерами РОА. Власов лично утверждал смертные приговоры, вынесенные военными судами РОА. Буквально накануне краха фашизма, как показал Мальцев, Власов приказал расстрелять шесть военнослужащих РОА, которые намеревались перейти на сторону Советской Армии. Он вынужден был признать и этот факт.
Подсудимые каждый раз вставали в позу, когда речь шла о связях с гестапо, о вербовке власовцев в качестве его агентов. Так, Жиленков заявил на суде: «Что же касается предъявленного мне обвинения в том, что я являлся агентом гестапо, то это обвинение совершенно не отвечает действительности, ибо я был руководящим участником антисоветской организации, а не осведомителем гестапо. К тому же вся практическая деятельность КОНР направлялась и руководилась Гиммлером, т. е. берлинским гестапо».
Действительно, гестапо крепко держало КОНР в своих руках. Весь состав КОНР был подобран и утвержден гестапо, его агенты занимали основные посты. Документами и показаниями свидетелей было доказано, что все вожаки власовской организации были связаны с гестапо.
Подсудимый Власов показал: «Жиленков не совсем точно рассказал суду о своей роли и связях с СС. В частности, он показал суду, что лишь по моему указанию он связался с представителем СС. Это не совсем так. Жиленков первый имел связь с представителями ОС, и именно благодаря его роли я был принят Гиммлером. До этого Гиммлер никогда меня не принимал».
Вплоть до крушения фашизма Власов и его компания предателей были заражены воинственным угаром. Но по мере приближения краха страх перед расплатой все больше и больше вытеснял надежду на победу, забота о сохранении жизни брала верх над всеми другими «заботами».
В марте 1945 года все они бежали из Берлина, подальше от приближавшегося фронта. Строя планы продолжения борьбы против СССР, Власов вместе со своим ближайшим окружением решил установить прямую связь с английским и американским командованием. Для этого Малышкин перешел к американцам и обратился к ним с просьбой взять власовцев под свое покровительство, в частности, не выдавать их советскому командованию. Там же вскоре оказались Жиленков. Закутный, Благовещенский, Шатов.
Власов и начальник штаба РОА Трухин так и не сумели добраться до американских войск, они были задержаны советскими офицерами. Задержали и Зверева, пытавшегося покончить жизнь самоубийством после того, как офицерский состав второй дивизии РОА решил перейти на сторону Красной Армии.
Буняченко, Мальцев, Меандров и Корбуков, перейдя с частью войск РОА в американскую зону, сдались в плен. Они еще пытались сберечь остатки власовских организаций и кадры РОА. Меандров взял на себя руководство KOiHP и РОА и ввел в состав КОНР Корбукова; развернул широкую агитацию за невозвращение в Советский Союз, предпринимал попытки к тому, чтобы добиться политического убежища.
Однако власовцам не удалось уйти от справедливого возмездия. По требованию Советских властей все они были выданы и преданы суду.
На суде подсудимые признали себя виновными.
Говоря о своей вине перед Родиной, Власов заявил: «Когда я скатился окончательно в болото контрреволюции, я уже вынужден был продолжать свою антисоветскую деятельность... Моим именем делалось все... Я успел сформировать все охвостье, все подонки, свел их в «комитет», формировал армию для борьбы с Советским государством Я сражался с Красной Армией. Безусловно, я вел самую активную борьбу с Советской властью и несу за это полную ответственность».
Последнее слово Трухина: «Я изложил всю гадость, мерзость, гнусность своего падения, начиная с 1941 года. Нет имени преступлениям, которые я совершил., Я сознался во всем. Я сделал бесконечно много гадостей и поэтому жду и готов вынести любой приговор».
До перехода на сторону немцев, — заявил Малышкин, — я не совершил ни одного преступления, но в тяжкой обстановке у меня не нашлось внутри стержня. Переломным годом был 1942 год — год немецких успехов. Это не могло не оказать на меня влияния. Я, свихнувшись, не имея внутренней опоры, оказался тряпкой, кислым интеллигентом, мной двигал животный страх. Моей деятельности трудно подобрать название, ей нет имени. Я жду самого сурового приговора».
Бичевал себя в суде и Зверев: «Я предатель. Не существует весов, чтобы измерить тяжесть моего преступления. Я опозорил честную советскую семью. Опозорил своих родителей, честных русских людей, своих предков. Что можно ожидать после этого? Я плавал в фашистском власовском омуте и этой грязью выпачкан, вымазан. Ни один человек с человеческим обличьем не может совершить действия, которые я совершил. Прошу прощения у советского народа за мои злодеяния».
С покаянными словами выступили и другие подсудимые.
Военная коллегия Верховного Суда СССР приговорила виновных к смертной казни через повешение. Приговор был приведен в исполнение.
ОТ БЕЛОЙ ГВАРДИИ К ФАШИЗМУ
Е. М. САМОЙЛОВ, старший инспектор Военной коллегии Верховного Суда СССР
17 января 1947 г. в газете «Правда» было опубликовано сообщение: «Военная коллегия Верховного Суда СССР рассмотрела дело по обвинению агентов германской разведки, главарей вооруженных белогвардейских частей в период гражданской войны атамана Краснова П. Н., генерал-лейтенанта белой армии Шкуро А. Г., командира «дикой дивизии» генерал-майора белой армии князя Султан-Гирей Клыча, генерал-майора белой армии Краснова С. Н. и генерал-майора белой армии Доманова Т. И., а также генерал-лейтенанта германской армии эсэсовца Гельмута фон Панвица в том, что по заданию германской разведки они в период Отечественной войны вели посредством сформированных ими белогвардейских отрядов вооруженную борьбу против Советского Союза и проводили активную шпионско-диверсионную и террористическую деятельность против СССР».
Эти имена нам запомнились недоброй памятью еще с тех далеких дней, когда революционный народ защищал и отстаивал свои права, только что завоеванные в Октябрьских боях.
Когда власть Временного правительства пала, его глава Керенский бежал в стан контрреволюции к генералу Краснову, который после провала корниловского мятежа продолжал стягивать к Петрограду крупные воинские формирования, намереваясь использовать их для разгрома большевистских организаций и Советов. Керенский, прибыв в Псков, пытался здесь организовать контрреволюционные силы для подавления пролетарской революции.
Вот что показал на суде Краснов, которого Керенский, объявивший себя верховным главнокомандующим, вызвал в Псков: «К Керенскому я прибыл поздней ночью и застал его очень взволнованным. Он мне приказал срочно начать наступление на Петроград и заявил, что вместе со мной должен немедленно выехать в г. Остров, где в то время находился штаб моего корпуса. Рано утром 26 октября 1917 г. мы прибыли в Остров, и Керенский захотел непременно держать речь перед казаками. Наспех был устроен митинг, на котором он выступил с истерической речью, призывая немедленно наступать на революционный Петроград... Он требовал от меня, чтобы я отдал приказ казачьим частям наступать на Гатчину, а оттуда на Петроград. Оставаясь верным до конца Временному правительству, я призвал части своего корпуса на борьбу против революции...»