Вернадский
Шрифт:
Как дядюшка Евграф Максимович Короленко «все объяснял эволюцией» в пору повального увлечения образованных людей дарвиновской теорией, так последовательно, поддаваясь моде, в большой мере не научной, а связанной с философским осмыслением новых достижений или с религиозным опытом, «все объясняли» в свое время электронами, волнами и т. п. Теперь — относительностью.
Нужно обладать большим здравым смыслом, наблюдательностью и мужеством, чтобы противостоять очередному шуму, чтобы сохранить научное равновесие. И такие ученые, которые из упрямства или консерватизма мышления противостояли увлечениям, всегда находились.
Принцип неизменности количества жизни явно противоречит теории Дарвина. Он настаивает на внутреннем, законосообразном развитии организмов взамен теории «направляющих воздействий условий среды». Изменчивость, текучесть, игра случайных условий и их сочетаний не увлекали Вернадского. Всегда хотелось найти то общее, что стояло за внешним. «Случай — детский лепет науки», — любил повторять он. Закономерное постоянство жизни, константность ее характеристик размножения, например, в дарвинизм не укладываются. Биологи слишком увлечены изменениями, подчеркивал он. А как быть с бактериями? Они и не думают эволюционировать, совершенствоваться, это абсолютно стабильная часть живого вещества. Бактерии бесконечно делятся в том виде, в каком мы их застали, миллионы и миллионы лет без перерывов.
В начале века началась мода на радиоактивность и теорию относительности. В радиевой речи 1910 года Вернадский предостерегал от излишнего увлечения ими. Человек никогда не согласится с картиной мира, которая безразлична к нему, к его жизни и духовным устремлениям. Мир внешний никогда не заменит человеку его внутреннего мира.
Теперь, через 20 лет, Вернадский все больше сомневался в научных картинах мира, исключавших жизнь. В целом в природе нет великого и малого. Если все должно быть согласовано со всем, то порядок природы без жизни ущербен. Полет бабочки должен быть так же неслучаен, как и полет кометы.
Между тем новая физика, размышляет он, в гигантской степени усилила тенденцию старой физики все объяснять со своих позиций. Только если раньше это был механицизм и детерминизм, то теперь «все можно объяснить относительностью». Действительно, великие открытия Эйнштейна расширили представления науки и в сторону невидимого атомного мира, и в сторону астрономических величин изменений. Но если физика спросить, почему в эту картину мира не входит индоевропейская семья языков или психология человека, он отмахнется или начнет рассуждать о философии, о ненаучных вещах или найдет убежище от непонятных вопросов в религии.
«Исходя только из анализа основного содержания науки — научных фактов и на них построенных эмпирических обобщений, опираясь только на них, — размышлял он в «Новой физике», — ученый должен был признать, что нет реальных оснований для веры в то, что физико-механические явления Ньютоновой картины мироздания достаточно глубоки и широки, чтобы охватить явления жизни, и в то же время, что из этих явлений жизни нельзя из эмпирического материала вывести виталистические представления, которые бы дополнили картину мира. В этом, помимо логического анализа основ научного знания и научно построенного мироздания, должно было убеждать и изучение истории научного знания за последние столетия.
В действительности и за все протекшие века нет никакого успеха в объяснении жизни в схемах господствующего научного
Ученый должен был или находить выход из противоречия в философской или религиозной мысли, или считать, что научное мироздание должно быть в основе перестроено, причем при выработке его должны войти в него явления жизни в отвечающих им научных фактах и эмпирических обобщениях наряду с другими выявлениями реальной действительности»3.
Новая физика преобразовала и уточнила основные черты Ньютоновой картины мира, краеугольными камнями которой служат понятия пространства и времени.
Но в живом веществе все основные элементы, строящие Космос — материя, энергия, движение, пространство и время, — выступают в более яркой и отчетливой форме, чем в физике. Живое и есть основной источник первоначального образования этих понятий, заявляет Вернадский. История атомов, как явствует из геохимии, имеет прямое отношение к живому веществу. Связь жизни с атомами крепчайшая и не может быть случайной.
То же касается пространства и времени. Есть два явления, которые очень наглядно показывают их отличие в реальном живом мире и в безжизненном, то есть абстрактном физическом.
В принятой картине мира время аморфно, неясно, не может быть выражено в точном определении. В нем неразличимо прошлое и будущее, а действуют, наоборот, циклические события. Кто может сказать, чем один оборот Земли по своей орбите отличается от другого? С механической точки зрения — ничем. Это удобно, так как можно спокойно рассчитывать положение планеты на орбите как вперед, так и назад во времени. Но механическое прошлое ничем не отличается от механического будущего. В нем фактически нет направления.
В живом веществе, напротив, наиболее яркая черта времени — несовпадение прошлого и будущего, их четкое и несомненное различие. Живое движется только из прошлого и только в будущее и никогда наоборот.
Многие открытия тех лет как раз подтверждали, что в мире господствуют не физико-химические обратимые закономерности и явления, а жизнеподобные — необратимые. Таково открытие разбегания галактик, приведшее к теории расширения Вселенной. И значит, жизнь с ее необратимостью более естественно и непротиворечиво входит в порядок природы, чем обратимые безжизненные процессы.
И здесь, в этой статье Вернадский впервые решительно встает на сторону Бергсона в споре того с Эйнштейном в 1922 году в Париже.
Теперь Вернадский принимает мысль Бергсона в самой простой ее форме: время — это жизнь. А жизнь для него явление не психологическое и социальное, а биологическое и вечное. Следовательно, надо выделить время жизни в особое время и придать ему, как и жизни, фундаментальный и не случайный статус. Вот что отчеканивает он в этой краеугольной для всей его науки статье: «Мы говорим об историческом, геологическом, космическом и т. п. временах. Удобно отличать биологическое время (выделено мной. — Г. А.), в пределах которого проявляются жизненные явления.