Верная Рука
Шрифт:
Будучи не слишком хорошо сложенным, он тем не менее благодаря гордой осанке и весьма своеобразной манере держаться производил впечатление человека сильного и властного. Его лицо с правильными, можно сказать, даже красивыми чертами было покрыто бронзовым загаром и обрамлено густой и окладистой черной бородой. Одет он был во все новенькое, с иголочки, и столь же новеньким и блестящим выглядело оружие обоих путников, судя по всему, совсем недавно покинувшее оружейную лавку.
В душе всякого настоящего траппера или ковбоя таится инстинктивное неприятие всего, что направлено на демонстрацию внешнего лоска. Особенно это касается оружия, чья благородная, с точки зрения скитальца Запада, грязь и ржавчина является верным признаком того, что оно служит своему владельцу не для
— Добрый день, господа! — произнес незнакомец, снимая с плеча и ставя в угол свою новенькую двустволку, чего никогда не пришло бы в голову сделать опытному вестмену. И, обращаясь к хозяину, глядевшему на него с любопытством и плохо скрытой насмешкой, спросил:
— Могу я видеть почтенного мистера Уинкли?
— Хм, да это, может, я самый и есть! — небрежно ответил тот.
— Как прикажете понимать это ваше «может»? — с досадой и раздражением в голосе переспросил щеголеватый незнакомец.
— А так, что мистер Уинкли — это не кто иной, как я. Или не я — это уж как придется.
— Вот как! Ну и как же оно приходится в данный момент?
— А это зависит от того, что вам от этого самого мистера угодно, сэр!
— Во-первых, приличной выпивки для меня и моего спутника, а во-вторых, я хотел бы навести у вас кое-какие справки.
— Выпивка — пожалуйста, вот она. А что до справок, так я отвечу, если смогу. Разве я не знаю, как вести себя с джентльменом!
— Да оставьте вы это ваше джентльменство, оно здесь вряд ли уместно, — раздраженно бросил незнакомец, неудовлетворенным жестом отнимая от губ опорожненный стакан. — Мой вопрос касается человека по имени Сэм Файрган.
— Сэм Берданка? — озадаченно переспросил хозяин. — На что он вам?
— Ну, уж это мое дело, если вам угодно! Я слышал, он бывает здесь у вас?
— Хм! И да, и нет, сэр. Как мне угодно, так и вам будет угодно. Не хотите ответить мне, так и от меня особо ждать нечего. Вот сидят люди, которые, наверное, в курсе дела. А двое из них отлично знают того, о ком вы спрашиваете.
И хозяин отвернулся, давая понять, что разговор окончен. Тот, кого только что «отбрили» таким чисто американским образом, повернул голову назад и, стараясь сохранять спокойствие, обратился к присутствующим:
— То, что сейчас сказал мистер Уинкли — это правда?
Ответом ему было молчание. Тогда он предпринял вторую попытку, обращаясь на этот раз персонально к Питу Холберсу:
— Не будете ли вы так добры ответить на мой вопрос, мистер Молчаливый?
— Послушайте, сэр, меня зовут Холберс, Пит Холберс, чтоб вам было известно. А если вы будете спрашивать сразу три сотни человек, так никто и не поймет, к кому именно вы обращаетесь. Что вы хотите от Сэма Файргана?
— Ничего такого, что было бы ему неприятно. Я приехал с Востока, чтобы осмотреться немного в здешних лесах, и мне нужен тот, у кого есть чему поучиться. Думаю, что Сэм Файрган — человек для этого самый подходящий. Поэтому я и спрашиваю, как с ним можно было бы повидаться.
— Он-то, может, и подходящий, не спорю, а вот захочет ли он быть для вас «подходящим» — это уже другой вопрос. По-моему, вы не очень-то годитесь ему в компанию!
— В самом деле? Ну что ж, возможно. А возможно, и нет. И все-таки, сможете и захотите ли вы мне помочь?
Холберс медленно развернулся на стуле в сторону человека, который на протяжении всего этого разговора оставался безучастным и сидел молча:
— Что скажешь, Дик Хаммердал?
Человек, которого назвали Диком Хаммердалом, сидевший до той минуты за столом, опустив голову, внимательнейшим образом изучая содержимое своего стакана и даже не взглянув ни разу на двоих незнакомцев, теперь обернулся и еще дальше сдвинул на затылок шляпу, словно хотел дать своим мыслям простор,
— Какая разница, что я думаю, Пит! Надо бы свести его с Полковником!
И он снова отвернулся, чтобы продолжать разглядывать стоящий перед ним стакан. Чернобородого этот лаконичный и не совсем понятный ответ явно не удовлетворил, и он подошел к говорившему поближе.
— А кто такой этот Полковник, мистер Хаммердал?
Тот поднял на бородатого удивленные глаза:
— Кто такой Полковник, это не важно. «Полковник» на Западе означает «главный». А у нас главный — Сэм Файрган, значит, он и есть Полковник.
Бородатый не мог сдержать улыбки по поводу столь безупречной логики в рассуждениях старого траппера. Он как бы покровительственным жестом положил руку на плечо Хаммердалу и продолжал:
— Только не нужно горячиться! Если человеку задают вопрос, то ему полагается дать ответ. Так заведено повсюду, и я не вижу причин, почему здесь, на Арканзасе, должно быть по-другому. Так где можно найти Полковника?
— Какая разница, где его можно найти! Вы увидите его, и баста!
— Эге, дружище, этого мне мало. Я ведь должен знать, где и как это произойдет!
Лицо Дика Хаммердала приобрело еще более удивленное выражение, чем прежде. Его, самого молчаливого человека от Великих озер до Мексиканского залива, пытаются принудить к долгой беседе! Нет, этого он стерпеть не мог. Он взял со стола стакан, сделал из него бесконечно длинный глоток и поднялся со своего места. Только теперь стало возможным охватить его взглядом с головы до ног.
Казалось, что Создатель сотворил его специально в противоположность Питу Холберсу. Это был весьма упитанный коротышка, каких нечасто встретишь в Америке. Глядя на него, трудно было сообразить, бояться ли его или же посмеяться над ним. Его короткое круглое тело было облачено в некий мешок из бизоньей кожи. Правда, от исходного материала уже почти ничего не осталось, поскольку каждая очередная прореха с течением времени защищалась лоскутом из первого попавшегося куска невыделанной шкуры, иногда прямо с клоками шерсти, так что теперь весь его костюм состоял практически из одних сплошных заплат, налезавших одна на другую подобно рыбьей чешуе или черепице на крыше дома. К тому же, скроен этот мешок в свое время был на фигуру куда более длинную и доставал ему почти до самых лодыжек. Ноги его были обуты в какие-то не менее странного вида футляры, которые при всем желании нельзя было назвать ни сапогами или башмаками, ни чулками или гетрами, а на голове плоско сидел некий бесформенный предмет, бывший, видимо, когда-то меховой шапкой, но со временем утративший весь, до единого волоска, мех и потому абсолютно лысый. Его круглое обветренное лицо с маленькими, хитро поблескивающими глазками не выказывало ни малейших следов растительности, зато сплошь было испещрено разного размера рубцами и шрамами, что придавало ему в целом весьма воинственный вид.
При ближайшем рассмотрении можно было заметить что на руках у него недоставало нескольких пальцев! Его вооружение было, в общем-то, вполне традиционным и ничем особенным не выделялось. Особого к себе внимания заслуживало разве что его ружье, лежавшее перед ним на столе и напоминавшее своим видом скорее дубину, выломанную в лесу на случай драки, нежели огнестрельное оружие. Деревянный приклад ружья давно утратил первоначальную форму и был весь исцарапан, изрезан и изгрызен, словно над ним основательно поработали крысиные зубы. Между ним и почерневшим от времени и ржавчины стволом скопилось столько всякой грязи и мусора, что совершенно невозможно было понять, где кончается одно и начинается другое, ибо дерево, грязь и железо составляли теперь как бы единое целое. Вряд ли даже лучший европейский стрелок отважился бы сделать из этого предмета хотя бы один выстрел — из опасения, что «стреляющую дубину» мгновенно разнесет на куски, тем не менее в прерии и сегодня все еще можно встретить такое, с позволения сказать, оружие, из которого непосвященному никогда не произвести приличного выстрела, в то время как его хозяин уверенно будет посылать пулю за пулей прямиком в цель…