Верная жена
Шрифт:
Воображение рисовало Кэтрин коридоры, которые он описывал. Его супруга улыбалась гостям. Те кланялись при ее появлении. Герцоги, герцогини, богатые люди, актрисы, владельцы железных дорог и арабских скакунов. Эмилия касалась каждого предмета на каждом столе с осознанием того, что все это принадлежит ей.
В темноте тупой ребенок, а на свету — фортепьяно.
— Жена привезла из Италии учителя музыки. Я даже не уточнил его имя. Я находился в неведении, пока не стало слишком поздно. У нас родился еще один ребенок, мальчик. Антонио. Жена звала его Энди. Он был темным, как и она. Они там все такие. Малыш напоминал редкую птицу с Амазонки. Мальчик не должен быть таким красивым. Столько черных волос. Такой красивый уже в четыре года. Мы прожили
Труит вздохнул; казалось, воспоминания до сих пор причиняют ему боль.
— Шесть лет я не обращал на это внимания. Не прикасался к ней. Затем я застал их. Мою жену и учителя музыки. Явился на ее половину, в спальню Просто хотел задать вопрос. Они даже не особенно удивились. Оказалось, они занимались этим несколько лет. Еще перед тем, как родился мальчик, понимаете? У них это стало привычкой. Ее любовник чувствовал себя как дома. Словно я осмелился войти, куда меня не приглашали, а он был на своем месте, между обнаженных ног моей супруги. И все знали. Все, кроме меня! Я избил жену и почти убил ее любовника. Потом вышвырнул их вон. Выгнал из дома. Моя маленькая дочка широко раскинула руки и смотрела вслед матери. Я уволил слуг, служанок, садовников и возниц в золоченых ливреях. Оставил миссис Ларсен, тогда она была юной девушкой. Она не так стара, как кажется. Правда, это было давно. В доме я ничего не поменял, чтобы Франни было привычно и комфортно, но гостей больше не звал. А потому никто не приходил. Я не мог терпеть Антонио. Не хотел приближаться к собственному сыну. Он любил мать. Я невольно видел ее лицо, ее кожу и глаза, видел в Антонио лживое воплощение своей жены. Знаю, это несправедливо. Я бил его и кричал на него, а он глядел на меня с ненавистью. И я не виню его за это. Спустя время моя маленькая девочка умерла. Заразилась инфлюэнцей. Я держал ее на руках, когда она погибала. В день ее смерти я вышел из того дома и запер его на замок. Бросил там все великолепное барахло, которое привез с разных концов земли только ради улыбки жены. В шкафах так и висят ее платья. Правда, я взял сюда часть посуды. Вы видели. Серебро. Небольшие предметы. Дорогие, хотя и немного. И еще диван. К нему я просто привык. Мне некуда было податься, и я перебрался сюда. Мать посмотрела на меня и отправилась к своей сестре в Канзас. Больше мы с матерью не встречались. Я жил в этом доме, бил сына до крови Как только он подрос, тут же сбежал. Ему тогда исполнилось четырнадцать. Красивый мальчик. Он исполнял на старом фортепьяно итальянские пьесы, чем сводил меня с ума. Как-то я сообщил ему, что его мать умерла, сгорела в Чикаго во время пожара, хотя это неправда. Сказал, что новость о ее смерти позволила мне за последние семь лет свободно вздохнуть. А на следующий день Энди исчез.
Ральф взглянул на Кэтрин, будто только сейчас заметил ее присутствие. Словно не сразу понял, кто она такая.
— Извините. У меня не было более деликатного способа поделиться с вами историей, которая всем известна, хоть и не от меня. Я больше не стану никому говорить.
Кэтрин все так же смотрела Ральфу в глаза. Руки ее по-прежнему лежали на коленях. Она сидела ровно, поскольку велела себе держать осанку, пока он не закончит рассказ. И тогда она решит. У нее сильно билось сердце. Она чувствовала, как пульсирует запястье.
Труит почти дошел до финала.
— Я искал сына двенадцать лет. Носил цветы на могилу моей маленькой девочки и искал мальчика. Недавно я его нашел.
Несмотря на желание казаться беспристрастной, Кэтрин подпрыгнула.
— Где? Он жив?
— Жив. В Сент-Луисе. Играет на фортепьяно в каком-то притоне. Детективы уверяют, что это он.
Сначала они принимали за него других молодых людей. Скорее всего, на этот раз они не ошибаются. И я намерен вернуть его.
— Зачем?
— Это мой сын. Единственное, что у меня осталось
— Но почему вы думаете, что это он?
— Я слышал, как вы исполняете пьесу. Музыку его матери. Я всегда знал, что что-то произойдет. Что-то заставит меня открыться другому человеку, и мой рассказ вернет Энди. Я не суеверный, но в это верю
В холодных глазах Ральфа заблестели слезы. Он не вытер их. Судя по всему, не заметил. Пальцы затеребили черные брюки, задрожали, поднялись в попытке схватить пылинку. Он выглядел таким больным.
— Я пытался вести хорошую жизнь, быть добрым, вне зависимости от того, что испытывал. Как бы трудно ни было. И я делал деньги. Ему понадобятся деньги. У моего сына… любовь к роскоши. Ведь он сын своей матери.
Кэтрин хранила неподвижность. Она смотрела на Ральфа. Нет, она не чувствовала к нему любви, которая была ей неведома. Но ее поглотило столь же странное ощущение — концентрированное желание. Возможно, вызванное его страданиями. Слезы мужчины. Ему трудно дался рассказ, и его замешательство наполнило ее грудь и тело страстью.
— Вы, наверное, устали.
— Не настолько, чтобы закончить говорить. Вы ведь собираетесь за меня замуж. Вы спасли мне жизнь. Исполняли музыку, которую обожала моя жена, которую играл мой сын.
— Это простая пьеса, известная каждой школьнице.
— Это была настоящая музыка. Я не наивен. Я не слишком хороший человек. Если одна ложь делает тебя лжецом, то я лжец. Ведь я соврал Энди, что Эмилия погибла при пожаре, а она не погибла, хотя несколько лет спустя умерла. Вы выйдете за меня. Вернее, я надеюсь, что выйдете, и мы откроем тот дом и переедем. Все засверкает, мой сын вернется к своему отцу. И к матери, которая во всех отношениях лучше его биологической матери, хотя о той он не имеет ни малейшего представления.
Тут Кэтрин не сдержалась.
— Мне следует быть честной: я не люблю вас.
— Этого я и не ожидал.
— Более того, мистер Труит, я не смогу вас полюбить.
— Так я и не требую.
— Хорошо. Если тот молодой человек — ваш сын, то как его зовут?
— Энди. Антонио.
— Почему вы уверены, что он приедет?
Ральф долго смотрел на свою гостью. Свет из окон резал глаза. Судя по запаху, ланч был почти готов. Мерно тикали часы. Ральф казался Кэтрин фигуркой, заключенной в блестящий стеклянный шар.
— Потому что вы сядете в поезд, отправитесь в Сент-Луис и привезете его.
Свет из окон был очень белым. Почти слепил.
Глава 8
Ему хотелось прикоснуться к ней, увидеть изнеможенной от секса. Хотелось в теплой комнате распустить ее волосы, снять через голову ее скромную ночную рубашку, впервые прикоснуться к гладкой коже.
Но он ничего не сказал. Ничего не сделал.
— Снег здесь когда-нибудь прекращается? Кажется, он будет вечно.
— Да, снег у нас — привычное явление. Мы же почти в Канаде. И, конечно, вода… падая на воду, снег набирает силу.
— А потом несколько дней лежит и не тает.
Кэтрин отвернулась от обеденного стола. На фоне
слепящей белизны ее розовая кожа побледнела. Она снова взглянула на Ральфа.
— Иногда кажется: все, больше не будет, а он опять валит.
— Вас это удивляет? Это же север. На другом берегу озера — Канада.
— Нет, не удивляет. Все правильно.