Верни меня домой
Шрифт:
– Мягкий мех, красивый, – девочка прижала рукав шубы к лицу и в блаженстве закрыла глаза.
– Если мы пустим тебя переночевать, утром уйдешь? – мальчишка продолжал хмурить брови.
– Если захотите, – ответила я, подходя ближе к камину. Сев на корточки, протянула к огню руки. Только сейчас заметила, какими те были грязными. Даже влажные рукава пиджака и свитера пестрели разводами.
– У нас нет для тебя еды, – предупредил мальчик, отложив кол, но так, чтобы тот был под рукой. Он взялся за прутик, которым, поковырявшись в золе, выкатил новую картофелину. Девочка
– Где вы берете картошку? – я не была уверена, что привычный овощ здесь называется так же, но девочка откликнулась.
– На заднем дворе есть калитка. За ней огороды. Картошка там растет, – произнесла малышка, проглатывая голодную слюну. Лесек посмотрел на сестру осуждающе, но промолчал.
– Я накопаю, – я поднялась. Сняла пиджак и развязала узел теплой шали, чтобы перетащить ее с талии на шею.
Только в старых фильмах о тяжелых временах я видела, как женщины повязывали платки крест-накрест на груди. Тепло и не мешает работе. О том, чтобы идти копать картошку в шубе или пиджаке, я и подумать не могла. В свитере будет удобнее. Да и окончательно не испорчу хорошие вещи.
– Нам тоже накопаешь? – радостно откликнулась девочка.
Я кивнула.
– Где взять лопату?
– Там же, у калитки, – буркнул мальчишка, с подозрением оглядывая мои брюки.
Дорогой костюм, который я надела для собеседования, окончательно потерял вид после валяния в канаве. Брюки немного подсохли, и я предпочла идти в них, чем переодеваться в сухую юбку, а потом извозить и ее.
«На обратном пути надо бы не забыть зайти в хлев и забрать свой узел».
– Меня зовут Настей, – произнесла я, заправляя свитер в штаны и оправляя концы пухового платка. Пришло время налаживать более тесные отношения. Назвав имя, ты перестаешь быть безликим, и тебя запомнят. – А вас?
– Моего брата кличут Лесек, а я Ильга, – быстро ответила девочка.
Ее глаза горели восторгом. Еще бы, тетя не думала отбирать у них еду, а, наоборот, собиралась принести картошку для всех. Мальчишка ревностно следил за тем, как я копаюсь в его богатстве – куче скарба, сваленного под окном.
Я взяла с собой деревянное ведро. Оно было тяжелым, но не в руках же нести картошку? Не знаю, понимали дети или нет, что снег и морозы погубят картофель, поэтому я хотела накопать его как можно больше. Грядущий голод гнал меня за добычей, несмотря на то, что я не чувствовала ног.
Я дотронулась до ручки двери, чтобы открыть ее шире, когда Лесек остановил меня.
– Лампу не забудь. Там темно, – поднявшись, он выбрал одну из тех, что стояли на каминной полке. Запалил фитиль, «прикурив» его от каминного огня.
Я думала, он сунет мне ее в руки и вернется к недоеденной картошке, но Лесек натянул на голову шерстяной чепец с висящими чуть ли не до пояса шнурками и пошел впереди меня.
Я не стала его отсылать в тепло и правильно сделала. Я бы заблудилась. Хитросплетения дорожек, кружащих вокруг главного здания, не сразу вывели нас к задней калитке. В прыгающем свете трудно разглядеть что-либо,
Некогда здесь велось большое хозяйство. Разводились куры – ветер трепал перья, прилипшие к мелкой решетке. В загоне для крупного скота виднелись наполненные водой поилки. За настежь распахнутыми воротами конюшни я разглядела основательные стойла. Под навесом чернел небольшой водоем.
– Куда все делись? – спросила я, понимая, что мальчишка может не знать.
Он ответил не сразу.
– Слуги угнали скот по приказу отца. Мы должны были ехать следом, но не успели.
– Так эта усадьба принадлежит вам?! – я не сумела скрыть удивления.
– Да, – коротко и зло ответил Лесек.
– Почему же вы ютитесь в прихожей? – я подобрала понятное определение каминному залу. – Я видела две огромные лестницы, ведущие наверх. Да и на первом этаже хватало дверей, чтобы выбрать себе не такое большое, но более уютное и непродуваемое помещение.
– Мы не можем. Дом нас не слушается. Ни одна дверь не открывается.
– Что значит, не слушается? – я догнала мальчишку и пошла с ним рядом. Куда делись родители, спросить побоялась.
– У вас на Севере разве не так? – он поднял на меня глаза. В них плескалась боль. – Разумный дом слушается только своих хозяев. Остальные ему не указ.
– А вы? Почему он не слушается вас? Ведь вы дети хозяев? Если дом разумный, неужели он не понимает, что вы в беде?
– Еще раз говорю, он подчиняется только хозяевам, а маленькие дети не могут быть хозяевами. Должен быть кто-то старший.
– А я? Если я скажу дому, что отныне я здесь старшая, он послушается?
Мальчишка красноречиво фыркнул.
– Ты ему никто.
– Выходит, как и вы, – я обернулась на громадину, нависающую над нами.
Прекратился снег, в небе повисла луна. Даже при ее свете я не взялась бы подсчитать все этажи. Не меньше трех, если не брать в расчет чердаки, мезонины и башенки. Некоторые из них были очень высоки.
– А через окна пробраться в дом не пробовали?
– Ты не заметила? На них крепкие решетки, – его голос звучал обиженно. Словно надулся, что я принимаю их за глупцов, сидящих и ждущих, когда двери сами откроются.
– Но это же несправедливо! – в сердцах воскликнула я. – Дом обязан слушаться. Теперь вы его хозяева. Он должен заботиться о живущих в нем людях.
– Но он не слушается.
– Тогда он простое бездумное существо. Нет, даже не так. Он враг!
В это же момент раздался такой грохот, что я от страха присела и закрыла голову руками.
– Что это? – я подняла глаза на Лесека, всматривающегося в темный дом.
– Рухнула голубиная башня, – ответил мальчик и, повернувшись, пошел дальше.
– Это еще почему? – я поднялась и побежала за ним. Мне было неловко за такое явное проявление страха. – Дом совсем не выглядит старым.
– Не пройдет и года, как он развалится. Нам придется искать новое жилище. Дома умирают, если их бросают хозяева, – слова Лесека звучали так, точно он обвинял родителей в трусости и оставлении детей на произвол судьбы.