Вернись, любовь
Шрифт:
– Я позвоню тебе после того, как переговорю с Гонконгом. Около часа ночи. – Она произнесла это как само собой разумеющееся, уже делая массу небольших, но четких пометок. – Как там моя почта?
– Ничего особенного.
– Хорошо. – Секретарь Амадео отвечала на всю корреспонденцию на имя Изабеллы с верхнего этажа дома мод. – Поговорим вечером. Позвони, если что-то произойдет в течение дня. – Но на своем конце линии Бернардо знал, что не станет этого делать. Все подождет до ночи.
– У тебя есть чем заняться.
– Конечно, я займусь. – Он достаточно
Они положили телефонные трубки так, как будто сидели в своих кабинетах в противоположных концах одного этажа. Изабелла вырвала из блокнота свои наброски и разложила их перед собой. У нее было ровно двенадцать часов, чтобы заменить красную гонконгскую ткань. Конечно, оставался шанс, что Изабелла убедит их прислать ее, если она у них имеется и если они смогут ее выслать. Но она знала, что не может рисковать. Больше не будет. Изабелла поспешно сделала себе еще одну пометку для Бернардо. Она решила аннулировать счет в Гонконге. В любом случае она видела ткани получше в Бангкоке. В том, что касалось «Сан-Грегорио», Изабелла была не из тех, кто был способен прощать или кем можно было бы помыкать.
– Ты рано встала и уже вся в работе.
Изабелла удивленно подняла глаза, когда непричесанная светловолосая голова Наташи просунулась в дверь.
– Что случилось с тех времен, когда мы спали до полудня?
– Джесон. Мне пришлось научиться работать днем и спать ночью. Скажи, пожалуйста, ты всегда выглядишь так в семь часов утра? – Наташа с восхищением смотрела на бледно-голубой бархатный халат.
– Только когда иду на работу. – Изабелла усмехнулась подруге и указала на заметки, лежащие на столе. – Я только что поговорила с Бернардо.
– Как дела в Риме?
– Превосходно, за исключением того, что мне надо переделать половину летней коллекции, перед тем как перезвонить ему вечером.
– Звучит совсем как мои исправления написанного. О Господи. До того, как ты приступишь к работе, могу я приготовить тебе яичницу?
Изабелла покачала головой:
– Мне надо немного поработать над этим до завтрака. А как мальчики? Они уже встали?
– Ты шутишь? Послушай... – Наташа приложила палец к губам, и они обе улыбнулись, услышав отдаленный визг. – Хэтти одевает Джесона, чтобы отправить его в школу. – Она нежно посмотрела на Изабеллу, вошла в комнату и села. – Что будем делать с Алессандро? Ты хочешь, чтобы он остался дома?
– Я... я не знаю... – Тень набежала на ее темные глаза, когда она, нахмурившись, посмотрела на Наташу. – Я собиралась, но... я не знаю, что делать.
– Кто-нибудь догадался, что ты уехала из Рима?
– Нет. Бернардо говорит, что все прошло идеально. Судя по сообщению «Вестника», я укрылась на верхнем этаже своего дома мод.
– Тогда нет никакой причины кому-либо подозревать, кто он такой. Как, по-твоему, ты могла бы уговорить сына никому не называть свою фамилию? Он мог бы пойти в школу вместе с Джесоном и сказать, что он его двоюродный брат из Милана. Алессандро... – Она
– Парель?
– Парелли! – Наташа ухмыльнулась над собственным изобретением. – Я провела полжизни, выдумывая имена. Всякий раз, начиная новый роман, я принимаюсь глазеть на все этикетки, оказывающиеся под рукой, и у меня должны быть все когда-либо издававшиеся книги с именами для новорожденных. Ну так как? Алессандро Парелли, наш родственник из Милана?
– А как насчет меня? – Изабелла изумилась изобретательности подруги.
– Конечно же, миссис Парелли. Скажи только слово, и я позвоню в школу. А вообще-то... – Она задумалась. – Я позвоню Корбету и спрошу его, есть ли у него время захватить их по пути на работу.
– А это не слишком обременит его? – с сомнением спросила Изабелла, но Наташа замотала головой.
– Если бы это было так, то я бы отвезла их сама.
Но ему нравится это делать. Он всегда помогает мне с Джесоном.– Она замолчала, погрузившись в собственные мысли. – Он умеет помогать... людям, которые нуждаются в нем.
Изабелла наблюдала за ней, гадая, в какой степени Наташа нуждается в нем. Она казалась такой независимой. Она бы улыбнулась, узнав, что та же мысль все время мелькала и у Корбета.
– Ну, если он не станет особо возражать, то прекрасно. Таким образом меня не увидят в школе.
– Я тоже так подумала. – Наташа покусывала карандаш. – Я позвоню ему. – И она исчезла, прежде чем Изабелла успела сказать еще хоть слово.
С тех пор как Изабелла встретила его по пути сюда из аэропорта, ей хотелось узнать, что связывает этого седовласого мужчину и ее старую подругу. Казалось, между ними существуют приятельские отношения и взаимопонимание, которым Изабелла по-доброму завидовала. Но насколько это серьезно? Она знала, что ей не удастся заглянуть в душу Наташи, пока та не расскажет сама.
Наташа пошла звонить Корбету, а вернувшись, сообщила, что он скоро приедет.
– Бог мой, сможет ли он выдержать это? – Изабелла поморщилась, а Наташа усмехнулась.
– Ты поймешь, насколько этот человек безумен, если я скажу, что ему это доставит удовольствие. Даже в столь ранний час.
– Он мазохист. – Изабелла улыбалась, ища ответ в Наташиных глазах, но тщетно. Она с сочувствием смотрела на Наташу, когда та готовила тосты на кухне.
– Ты сможешь поспать сегодня днем?
– Шутишь? – Изабелла с ужасом посмотрела на нее, и внезапно они обе засмеялись. – А как твоя работа?
– Через полчаса ты услышишь, как я буду непрестанно стучать на машинке, – она лукаво усмехнулась, глядя на подругу, – занимаясь столь же увлекательной работой, как и твоя.
Изабелла засмеялась. Она знала, что у Наташи есть рабочая одежда – джинсы, спортивный свитер и шерстяные носки. И вдруг поняла, что может облачиться в то же самое. Она неожиданно стала невидимой, несуществующей, неизвестной.
– Ну ладно, миссис Парелли из Милана. Пойду позвоню в школу. – Наташа исчезла, а Изабелла пошла искать сына.