Вернись после смерти
Шрифт:
02. 06. 1942 г.».
Майор Исии Китаджима, сотрудник 2-го разведывательного отдела Генерального штаба японской армии, в настоящее время – чиновник маньчжурского Генерального консульства в городе Чите 15 , закончив читать вслух, поднял строгие глаза на вице-консула Ицузо Ямомото, невысокого полного седеющего мужчину.
Неторопливо поднявшись с кресла, тот подошел к распахнутому окну, где на плетеной бамбуковой подставке стоял в кувшине пучок веток багульника. В это раннее утро вскрылись последние бутоны и ярко-розовые лепестки осторожно и робко развернулись под лучами восходящего солнца.
15
В
Заложив руки за спину, вице-консул Ямомото склонился над букетом, внимательно рассматривая его сквозь толстые стекла очков и, в эту минуту был похож на профессора-ботаника, изучающего жизнь растения. Вдохнув едва различимый тонкий аромат соцветий, советник распрямился.
– Поздняя весна, Исии, – задумчиво проговорил он и грустно улыбнулся. – Поздняя весна и позднее цветение…
Китаджима ничуть не удивился этому странному отступлению советника от важной темы. Работая не первый день с Ямомото, он знал, что именно в минуты ничего не значащего разговора, в голове вице-консула, в его холодном расчетливом уме многоопытного дипломата идет непрерывная и напряженная работа мысли. Но про себя майор все же чертыхнулся:
«Старая ката'цу» 16 ! Дьявол его побери, с этими лирическими экскурсами! Вопрос не терпит ни малейшего отлагательства, а он сейчас разведет болтовню на добрых полчаса».
Вслух же сказал, чтобы хоть как-то поддержать разговор:
– Да, весна в этом году затяжная, но зато лето обещает быть долгим и знойным, второй день печет просто невыносимо.
Вице-консул Ямомото согласно кивнул и проговорил с мечтательной улыбкой:
– Знаете, Исии, этот русский багульник напомнил мне сегодня цветение божественной сакуры на нашей далекой родине, – он театральным жестом указал ладонью на букет, благоговейно закатил глаза и с большим чувством продекламировал:
16
Ката'цу – жаровня на коротких изогнутых ножках, предназначенная для обогрева жилища (японск.)
– Как хорошо,
когда, на столе развернув
редкостный свиток,
чтенью предашься душой
и созерцанью цветов…
– Это хокку досточтимого и незабвенного Татибана Акэми, – пояснил вице-консул. – Призна'юсь вам, мой друг, здесь, вдали от милой нашему сердцу Ни'ппон, я часто отгоняю от сердца тоску о ней, услаждая свой слух стихами Акэми. Его хокку трогательны и целомудренны, как душа непорочной девушки.
Вице-консул
– Но вы допустили ошибку господин вице-консул, – Китаджима не сдержал ироничной усмешки. – У Акэми заключительная фраза в прочитанной хокку звучит так:
– …Чтенью предашься душой
и созерцанью картин…
На слове «картин» майор сделал ударение. Но ничто не изменилось в миролюбивом выражении холеного лица Ицузо Ямомото: всё та же тонкая улыбка теплилась на его губах, всё тот же ровный спокойный свет излучали темные глаза.
– Неужели, мой друг? – спросил он и, снова надев очки, взял с книжной полки старенький пухлый томик. Полистав его, с минуту вчитывался, потом оторвал взгляд от пожелтевших страниц.
– Я приятно удивлен, господин майор… – похвалил он сдержанно. – Но вы меня немало озадачили: так досконально помнить стихи древнего поэта может только настоящий ценитель изящной словесности.
– Человек моей профессии должен знать всё и даже больше, – негромко, но твердо проронил Китаджима.
– О да, да! – закивал Ямомото, усаживаясь в глубокое кресло. – Но перейдем к делам более прозаичным, Исии, – он придвинул к себе оранжевую папку, документ из которой в начале их разговора зачитывал майор и спросил, кивнув на письмо. – Какую-либо реальную силу, на ваш взгляд, они представляют?
– Судя по всему, пока что нет, реальную силу из этого сброда должны создать мы.
– Каким образом?
– Способов много… И все они хороши, когда разговор идет о борьбе с большевизмом. Один из них – создание настоящей боевой диверсионно-террористической организации и ориентирование ее действий в нужном для нас направлении.
– Но позвольте, для этого, по крайней мере, нужно вступать в непосредственный контакт с этим, как вы изволили выразиться, сбродом.
– Ничего не поделаешь, придется идти на это.
– Вы, майор, сравнительно недавно в России, поэтому многое для вас еще малопонятно. Идет война… Большая война, в которой русскими поставлено на карту всё. В стране чрезвычайное положение, и любое передвижение сотрудников иностранного представительства незамедлительно фиксируется соответствующими органами. А вы собираетесь вступать в непосредственный контакт с членами антисоветской организации. Вы понимаете, что может произойти в случае… – недвусмысленно не договорил Ямомото.
– Смертельный риск – это главная составляющая профессии разведчика, господин вице-консул. – Китаджима нахмурился. – Я обязан рисковать собой, раз нахожусь в стане врага. Поэтому не имею права бояться умереть за родину, ибо в смерти заключена жизнь – этому учит дух великого На'нко, который неоднократно погибал, но всегда возрождался, чтобы служить Земле Богов.
– И я, знаете ли, тоже прибыл сюда не для того, чтобы любоваться видами таежных сопок Забайкалья. Образ божественной Фудзиямы в кипении цветущей вишни гораздо приятнее моему взору! – довольно жестко парировал Ямомото.
– Каждый из нас делает свое дело, Ицузо-сан, – примирительным тоном сказал майор. – К вам я обратился лишь потому, что мне нужны компетентные совет и помощь.
– Видите ли, Исии, мой опыт и знание русских в данном случае мало помогут. С таким фактом, – вице-консул кивнул на письмо, – я, признаться, сталкиваюсь впервые. Скажите, чем вы можете объяснить все это?