Вернись после смерти
Шрифт:
Любимая дочь моя, об одном лишь теперь умоляю: береги себя и моего единственного внука, Дмитрия. Помни, Оленька, ближе вас, двоих, у меня на свете больше нет никого. Свято верю в то, что удача не обойдет нас стороной, что все мы, наконец, встретимся и будем счастливы и неразлучны навсегда…»
Исходя из вышеизложенного, можно сделать вывод, что письмо из Китая, в котором упоминаются: «царская роскошь, внук Дмитрий и дочь Оленька», было адресовано именно Шидловской О. Д., проживающей в СССР по документам Ворониной Н. К. (Предположительно, под этой фамилией Шидловская вернулась в Россию из Польши. Одиозность своей
Фраза же о «возлюбленном А. В.» с большой долей вероятности позволяет судить о том, что Шидловский подразумевает Афанасия Вьюкова. Так как «…верным соратником по борьбе…» мог быть лишь член штаба Омского СТК, а в прочих антисоветских организациях Ольга Шидловская не состояла. Совпадая по возрасту, образованию, принадлежности к высшему сословию, социальному стасусу и политическим воззрениям, она вполне могла контактировать с Вьюковым.
ВАЖНО!!! Возможность использовать агентурный канал связи в личных целях, бесспорно указывает на то, что предприниматель Шидловский Д. С. имеет самое непосредственное отношение к японско-белоэмигрантской разведке.
17. 06. 1942 г.
Зам. нач. контрразведывательного отдела
майор Сахно И. П.»
«Вот ты и прорезалась, наша незабвенная польская красавица!» – полковник Шадрин положил в папку бланк спецтелеграммы, устало, но удовлетворенно усмехнулся. – «Версия капитана Неустроева дала нужный результат, его «невод» сработал на все сто. Исчезнувшая в никуда из таежного поселка Ерёмино, учительница Елена Анатольевна Борисенко, обрела, наконец-то, свое истинное лицо. Да, нескучная судьба получилась у пани Шидловской: и поучиться успела, и повоевать, и ребенка родить, и учительницей поработать… Жила под одним именем, занималась террором под другим, несомненно, что имеет в запасе еще несколько чужих биографий и залегендироваться под очередной личиной готова в любой момент».
Шадрину, прожившему в Польше не один год, имевшему дело с самыми разными представителями польского общества, было предельно ясно, почему Шидловская состояла в антисоветской организации и занималась террором под своей настоящей фамилией – традиционная шляхетская чванливая суть и спесивый гонор польской знати были тому причиной. Родовитой ли дворянке бояться этих примитивных русских холопов!
Но, тем не менее, и проживала в СССР, и за посланиями из Китая приходила с паспортом советской гражданки Натальи Ворониной! А, значит, все-таки боялась… Боялась! Омские контрразведчики были абсолютно правы – с её истинной фамилией путь вёл только к расстрельной стенке.
Но почему впоследствие её перестала устраивать биография Натальи Ворониной, по какой прихоти захотелось примерить на себя очередную? И ведь настолько захотелось, что потребовала у своего сожителя, Афанасия Вьюкова, предоставить эту самую биографию во что бы то ни стало! Вот так и появилась в двадцать восьмом году в поселке Ерёмино учительница Елена Анатольевна Борисенко, урожденная Якубова.
И по какой причине тогда, в середине двадцатых, когда контрреволюционная организация СТК была разгромлена, Шидловская не воспользовалась «окном» на казахской границе, чтобы уйти с очередным связником-маршрутником за кордон, в объятия отца-миллионера… Что это было: трусость, оголтелая идейная ненависть к Советам, непроходящее желание убивать или надежда на то, что еще есть какой-то шанс изменить государственное устройство России?
«Что ж, может быть, и мы когда-нибудь узнаем обо всем, – подумалось Шадрину. – А пока, как ни крути, как ни верти, но появилась еще одна расшифрованная персона из этой запутанной и драматичной истории. Значит, не зря народный хлеб едим!»
Ко времени получения вышеизложенной информации полковник также имел дополнительные сведения по диверсии на шахте «Октябрьская». За три месяца до этого происшествия из бригады горняков дезертировал находившийся на «брони» от призыва в действующую армию, навалоотбойщик Черва Анатолий Федорович, бывший взрывник, снятый с должности за служебную халатность и злоупотребление алкоголем, осужденный в 1940 году за злостное хулиганство по статье № 162, параграф «В» на один год исправительных работ. Незадолго до дезертирства с производства, он развелся с женой, оставив ее с малолетним ребенком. Активный розыск результатов не дал, Черва бесследно исчез.
Глава 7
Вскоре после налёта бандитов на «Пороховые склады» Александр Николаевич Шадрин был экстренно вызван на приём к уполномоченному УНКВД СССР по Дальнему Востоку. Предчувствие чего-то недоброго охватило его. Он понимал, раз отрывают от работы в столь сложное время, то ничего хорошего ожидать не стоит. На эту же мысль наводил и текст телефонограммы, сухой, предельно краткий, никак не объясняющий причины вызова:
«Начальнику контрразведывательного отдела полковнику Шадрину А. Н. немедленно прибыть в УНКВД дальневосточного края.
Комиссар государственной безопасности 2-го ранга Гоглидзе С. А.»
Связавшись, как он обычно поступал в подобных случаях, с командующим авиацией Военного Округа, полковник уточнил время вылета и понял, что заехать домой уже не успеет, попутный «Дуглас» уходил на Владивосток ровно через час. Собственно, заезжать было и не к чему: «тревожный», как шутливо он его называл, чемоданчик с вещами первой необходимости всегда находился в кабинете, а жене Александр Николаевич позвонил, чтобы предупредить о своем убытии. К его великой досаде, дежурная медсестра эвакогоспиталя ответила, что хирург Шадрина проводит срочную операцию и подойти к телефону не может. Он попросил передать, что улетает, что не знает, когда вернется, и положил трубку. Горько усмехнувшись, подумал:
«У меня срочно, у нее срочно… Когда же все это закончится? Будь проклята эта война! Даже за тысячи километров от нее люди не могут по-человечески проститься». Он вдруг поймал себя на слове «проститься» и ощутил холодок под сердцем. И еще ему подумалось, что это, вероятно, плохое предзнаменование, что им не довелось поговорить. Не однажды он уходил на смертельно-опасное дело и всякий раз ему так или иначе удавалось проститься с Верой.
Он с минуту смотрел на телефон невидящим взглядом, потом решительно встряхнул головой, прогоняя оцепенение, и, поднявшись из кресла, стал торопливо собираться. Вызванному заместителю, пожилому седовласому подполковнику Рутковскому, дал несколько указаний, заметил, что срока своего возвращения не знает, затем, попрощавшись, спустился к подъезду, где его ждал автомобиль.
На пути к аэродрому начался дождь, вскоре перешедший в ливень. «Дворники» едва справлялись с потоками воды на ветровом стекле «эмки». Шадрин задумчиво смотрел то на пенившуюся ручьями песчаную дорогу, то на угрюмое, хмурившееся черными тяжелыми тучами небо. Мрачные, подстать погоде, мысли одолевали полковника. Он промолчал весь путь и лишь перед самым КПП аэродрома глухо сказал, обращаясь к порученцу, сидевшему на переднем сидении:
– Передайте майору Степанову, чтобы активизировал розыск шахтера Червы: родственники, знакомства, друзья-приятели, женская линия… О моем вылете доложите в Хабаровск с указанием точного времени старта.