Вернись в завтра

Нетесова Эльмира Анатольевна

— А может ее к Степановне воткнуть на овощную базу? Дашка там начальница, нашу бабу в обиду не даст! — предложил Михайлович.

— Ну ты, отец, загнул! У кладовщиков зарплата копеечная. А головной боли — мешок! Зачем это Тоньке? Пусть лучше дома сидит.

— Где-то ей надо приткнуться. Ведь молодая баба, на людях должна быть. Она может еще сыщет по себе мужика. Зачем ее томить в избе в одиночестве? Совсем загубится женщина, — вмешался Андрей Михайлович.

— Ну, только не на овощную базу. Облапошат Тоньку всякие пройдохи, подведут

под беду. Грамотешка у нее слабая, деревенская, сама доверчивая, а на складе прожженные пройдохи! Обвесят, обсчитают, обведут вокруг пальца!

— А что делать? Жить то надо! Мы с Петровичем не вечные! Дальше вам жить надо, самим! О том думать нужно загодя.

— У меня свое дело есть в руках. Пока заказы имею, с голоду не сдохну. Тоня тоже что-то найдет, если захочет.

— Найти то не задача! Главное, что она подыщет! — думал Михалыч, как помочь соседям, но ничего в голову не приходило.

— Не мучайся, отец, сама собой сыщется работа. Пока Тоньке отдохнуть надо, — стоял на своем Федька и, накинув на плечи куртку, вышел во двор покурить. Через открытую форточку он слышал как спорили в доме старики:

— Это ты виноват во всем! Зачем забрал девку с деревни? Там она средь своих жила человеком!

— Опух ты Андрюха! Тонька в петлю готовилась. Я ж от ей письмо получил про ее горе! Свои деревенские со свету сживали вконец. И дитенка попреками извели, били мальца. Она в моей избе хочь дух перевела. В тиши успокоилась, по ночам не ревет Раней возьмусь утром за ее подушку, она мокрая…

— Ты ж другое собрази. Молодая баба не должна жить одна. Ей мужик нужен! Даже Колька умней оказался, отца затребовал. И только тебе невдомек, что Тоньке надо?

— Мне только не хватает об ее хварье печалиться! Пусть Кольку вырастит и сама на ноги станет, каб опосля меня могла дышать.

— Эх-х, Петрович! Забыл ты про все, сукин сын! А я помню, как мы с тобой по девкам бегали. Все чердаки обваляли. А в парке каждая скамейка нами помечена. И ведь радовались, что живем мужиками. Не томили свою плоть. Я вон даже в ссылке часто вспоминал то время, и грела душу память! Небось, и ты тоже… Нам и нынче есть что вспомнить. Мы и сегодня мужики. А ты из внучки, молодой бабы, старуху лепишь! — укорял Михайлович.

— Да пошел ты..! Что ж должон сделать? Написать на воротах: — «Мужики! Не проходите мимо!»

Михалыч сначала рот открыл от удивленья, а потом расхохотался во весь голос.

— Ну и придумал, старый черт!

— Что ж другое остается, сам на то подбиваешь, — развел руками Василий Петрович.

— У меня тоже Федька впустую живет. Все в сиротах, не обогретый и не обласканный. А и сказать не решаюсь, враз с лица темнеет и во двор курить бежит. До сих пор жену и сына забыть не может. А разве я свою не любил? Как женился, прежних подружек забыл мигом. Она единственной стала. И теперь во снах вижу! Все жалеет меня дурака. Велит сыскать бабу, чтоб ни помирать от одиночества. Да где взять? А и душа ни к одной не лежит.

— Твоя жена была тебе и женой, и подругой. Оно и тогда немного таких имелось. А теперь вдовые, те што мужиков со свету сжили, сами жируют, вот и оженись на эдакой! — бурчал Петрович, его прервал зазвонивший телефон:

— Федьку? Сейчас кликну! — округлил глаза и позвал в форточку:

— Федь, иди в избу! Тебя женщина просит!

Федор взял трубку и по голосу узнал Елену, хозяйку коттеджа, где он поставил английский камин, а потом развлекся с хозяйкой. Он и не думал заходить к ней, забыл женщину, а та спросила мурлыкающим голосом:

— Где ж теперь работаешь, что обходишь меня стороной? Иль вовсе выкинул из памяти?

— Некогда! Работы было много.

— А теперь?

— Сегодня отдыхаю, а завтра опять на неделю, а может, дольше, уйду.

— Почему бы нам не встретиться вечером. Отдыхать лучше вдвоем! Как думаешь?

— Не смогу.

— Почему? — делано удивилась женщина.

— Понимаешь, в цене не сойдемся. Я не спонсор, — ответил тихо, но старики услышали и понятливо переглянулись.

— Нет, не приду! — сказал Федька резко и положил трубку на рычаг.

— Что? Заказ поступил? — усмехнулся Михайлович, глянув на сына.

— Это не мой профиль. Пусть ищет других. Меня звали дом кирпичом обложить, но я отказался, сказал, что не умею. Просили, после того как обложат, поставить в доме камин. Но в заказчиках бабка, а я со старухами не кентуюсь, не хочу связываться. Так что если ты возьмешься, могу адрес дать!

— Старуха? Нет! Только не это. Мы сами от них нахлебались по горло! — отказались оба в один голос. И увидели почтальонку, сунувшую письмо в ящик.

— От кого бы это? — удивился хозяин и, выйдя во двор, вернулся с конвертом, залепленным марками и печатями. Вгляделся в обратный адрес и широко рассмеялся:

— От Розы! Ишь, как быстро ответила! — достал письмо и читал молча, потом перечитал его вслух:

— Андрюшка! Я знаю, что Дарья теперь стала руководителем овощной базы. Она сама написала мне. Радуюсь за нее! У Дашки талант директора с самого детства сидит в печенках. Бывало, родители дадут конфет, Дарья делит, себе всегда больше возьмет.

Ну да это детство! В нем мы все были чисты и наивны, годы изменили каждого. Ты пишешь, что нет свободного времени и не можешь навещать Дашу часто. Но ведь она совсем рядом, через дорогу живет. О чем говоришь? К ней даже в тапках доскочить можно. Ну, ради меня, не бросайте человека! Да! Пока не забыла, мои дети просятся в Тель-Авив на время отпуска. А я боюсь, что останутся насовсем. К несчастью, я отвыкла жить с семьей и не знаю, что буду делать? Вроде, отказать им неловко и принимать не хочется, особо когда вспоминаю как они со мною обошлись в свое время. Нет! Они не выталкивали взашей, они просто промолчали, поддержав тем самым своего отца. А я, как назло, не могу забыть и простить им это, — глянул Михалыч на соседа, хрипло откашлялся.