Вернись в завтра
Шрифт:
— Ну и что? У меня половина кладовщиков из села. Уже по скольку лет стажа имеют. Все справляются, никто не жалуется. И ее научим.
— А Кольку куда денет? — спросил человек.
— В наш детсад переведем. Ему даже лучше будет. Платить за него совсем немного придется. А уж на руки получит больше, чем в том детсаде, куда теперь водите.
— Трусиха моя Тонька, перемен пужается.
— Я с нею общалась, когда она убиралась здесь. Нормальная женщина, у нас спокойно справится. Первые две недели поучится, а дальше сама примет склад. Ничего трудного и страшного в нашем деле нет. Лишь бы не пила и не курила…
— Еще чего не достает! Да я ей ухи оторву, не приведись такое примечу! Сам держу в вожжах накрепко. У мине в сторону не сойдет, кнут завсегда в руках держу наготове! Об том и речи нет! — вспотел Петрович.
Степановна рассказала об условиях работы, зарплате, о людях, работающих на базе. Соседи слушали внимательно.
— Хочь сам туда беги! Коль так как говоришь, отчего у тибе народ не держится? Почему бегит?
— Воровать и пить не даем. За это выкидываем с базы вон, не глядя на стаж и возраст. Это точно. Вот и в том месяце семерых уволили. Двоих кладовщиков, пятерых грузчиков. Никто у нас заявления на увольнение по собственному желанию давно не подает. Люди за свое место держатся. Оно и понятно. Зарплату мы, пусть понемногу, но повышаем, выплачиваем ее регулярно, без отсрочек. Есть у рабочих свои льготы и преимущества. Так что решайте сами, но на размышления у вас очень мало времени осталось.
— Ладно, Степановна! Куда и когда прислать к тебе Тоньку? Считай, уговорила обоих разом!
— А ты, Василек, не смейся, я и тебе дело найду, если немного подумаю!
— В сторожа, небось? Не уломаюсь, — заартачился мужик сразу.
— Зачем? Будешь завхозом по совместительству и плотником, сразу на всю базу. Станешь за порядком следить. Не только в конторе, а и на складах. У нас эта должность свободна. Не каждого возьмешь и доверишь не всякому.
— Не-ет Дарьюшка, не уговорила! Получка жидкая, я на заказах кучерявей зашибаю. А ну как стукнет в голову свернуть к молодке на вечерок? С чем к ней пожалую? Нынче опрежь чем впустить, смотрят в «глазок» с чем возник? Коль в руках пусто, не отворят.
— Плохи твои дела, Васек, что бабы на подарки, а не на самого смотрят. В таком даже признаваться! совестно, — упрекнула Степановна.
— Да не стыди! Спросом у бабья покуда пользуюсь. Вон, недели две назад делал ремонт в доме, где хозяйка — баба! Ох и прижала к себе! Всего как есть. Горячая женщина, молодая. Да только я в отказе усталый был.
— Небось, платить не хотела за работу?
— Не обижаюсь, сполна отдала.
— Так отдала иль отдалась? — рассмеялась Степановна.
— Уж и не помню! — засмущался Петрович.
— Не пытай его, Степановна! Наш Петрович к бабкам, а не к бабам в гости ходит нынче, да и то лишь с пряниками. Говорит, что с этими гостинцами они сговорчивее становятся, чаем поют безотказно, — смеялся Михалыч.
— Не бреши пустое! — досадовал Петрович.
— Чего уж там базарить? Пошел наш Васек к Свиридихе. Целый вечер у нее на кухне просидел, про жизнь тарахтели. И только ночью, уже у себя дома, вспомнил, зачем он к ней приходил.
— Не хожу я к ей в гости! — отнекивался Василий Петрович.
— Понятное дело, неловко стало с того раза. Вовсе склероз достал за все места. Бабка на мечтала с тобой молодость вспомнить, а ты у ней весь чай испил. А и пряники, какие принес, сам и слопал.
— Будет тебе лишнее на мине городить! — серчал Петрович.
— Что там лишнее! Вон ставил я камин по заказу, в квартире, ну и Петровича с собой взял, чтоб кирпич подавал, раствор замешал. Ну, а хозяйка попросила Васю диван отремонтировать, мол, не раздвигается, не может разложить его. Так-то и увела в другую комнату. Я жду, а Васи нет, хозяйки тоже. Слышу какой- то хохот, ну пойти не решился, совестно. Глядь, уже под вечер вышли голубки с той комнаты. У Петровича штаны ширинкой на заднице одеты, а у хозяйки юбка наизнанку. Оба счастливые, сверкающие. Глянул я на тот диван, какой не раскладывался. Теперь его сложить неможно стало. А хозяйка на радостях лопочет:
— Нехай так стоит до другого раза!
— И теперь, как мимо того дома идем, Вася дергается, все норовит в гости заглянуть, диван проверить.
— Ну, што ты несешь? — качал головой Петрович.
— Не-е, Дарья, ты не гляди, что голова у него седая. Это ерундель. Наш Петрович со всех концов из стали сделан. Где ты увидела б второго такого, чтоб расписанный, всю жизнь в холостяках дышал. Его и нынче нельзя на заказ одного отпускать. Бабы на сувениры разорвут моего напарника. И попробуй докажи, что вдвоем приходили.
— Уймись, Андрюха! Во, зашелся змей! — крутил головой Петрович и спросил соседку:
— Дарья, «килька» для забора, где положена, сухая ли она?
— Под навесом ее сгрузили. Часть на чердаке, любую бери, вся сухая.
— Тогда я завтра приду! — пообещал Петрович.
— Послушай, Вася, давай сначала Тоню ко мне пришли. Определимся с нею, с сыном, может и тебя уговорю, в завхозы… А уж потом о заборе, он никуда не денется. Кстати, Михалыч, сколько я за камин должна?
— Чашку чая!
— Да ладно тебе! Я всерьез…
— Не смеши, Дарья, мы ж соседи! Глядишь, еще самому доведется обратиться к тебе не раз.
— Ну, если смогу помочь, не откажу!
— Понимаешь, попросил меня наш сосед Тихон обложить ему кирпичом гараж. Ну да ты знаешь, он через три дома от меня живет. Мы с Петровичем сразу уломались и пошли глянуть тот гараж, чтоб сказать мужику, сколько кирпича привезти нужно. Ходим вокруг, обмеряем, подсчитываем. И вдруг Тихонова баба из дома вышла и эдак сдуру ляпает:
— Что забулдыги, на троих соображаете?
— Я окосел! Всякое ожидал, но не такое! Враз не смог ответить. Не поверил, что это чмо про нас базарит. Ну Тишка давай ее уговаривать, успокаивать, и до меня дошло. Так досадно стало и горько, что ухватил
Петровича за рукав и пошли с ним со двора. Тихон за нами кинулся и просит:
— Ребят, погодите! Куда же вы? Мы еще не договорились! Постойте!
— Ну, а баба его стоит и оскаляется. Меня аж трясет со злобы, глядючи на нее. Вот тут-то и прорвало. С самой Сибири так не лаялся, будто сызнова в ссылку загремел. И забазарил мужику: