Вернись за мной
Шрифт:
— Что? Как ты думаешь, что бы случилось, Элли? Мужчинам, которые используют кулаки, все равно, когда это происходит.
Мужчины, которые используют свою силу, чтобы заставить людей подчиняться себе, не заботятся о ситуации или человеке, это все о них. Ты поступила правильно.
Я покачала головой и вытерла слезы на лице.
— Я ничего не сделала правильно.
Его глаза посмотрели внутрь, а потом снова на меня.
— Ты поступила правильно для нее. Ты не позволила ему причинить ей боль. Ты поставила Хэдли на первое место, чтобы она ела пирог, когда захочет.
У меня
— Я пообещала себе, что, если он когда-нибудь тронет Хэдли, я уйду. Я пообещала, что никогда не позволю никому причинить ей боль, и посмотри… — Мои заплаканные глаза посмотрели на маленькую девочку, спящую на диване. Луч солнца освещает ее лицо. — Я нарушила свое слово и подняла ее.
Но я сделаю все возможное, чтобы больше никогда не нарушать никакого обещания.
Глава 11
Коннор
— Обещаем друг другу прямо сейчас, — говорит Деклан, когда мы все соединяем руки и становимся в круг, — Мы обещаем, что никогда не будем такими, как он. Мы будем защищать тех, кого любим, и мы никогда не женимся и не будем иметь детей, согласны?
Шон быстро качает головой.
— Да, мы никогда не будем любить, потому что мы можем быть похожими на него.
Джейкоб крепче сжимает меня за запястье.
— Мы не поднимаем кулаки в гневе, разве что чтобы защитить себя.
Я крепче сжимаю пальцы вокруг Деклана и Джейкоба, давая свое обещание.
— И у нас никогда не будет детей и мы никогда не вернемся сюда.
В унисон мы трясем руками, как единое целое, братья Эрроувуд никогда не нарушают обещаний данных друг другу.
Я держался за этот обет, который мы вчетвером дали той ночью, как за истину. Я никогда не позволял себе любить кого-то или привести ребенка в этот мир. Не потому, что считаю себя похожим на своего отца, а потому, что мое слово для братьев значит все. В тот день мы разорвали цикл. Мы пообещали защищать друг друга, убедившись, что у нас не будет ничего стоящего потери, что заставило бы нас начать пить.
Человек настолько силен, насколько сильно его слово, а мое слово железное.
Сидя здесь с ней, я знаю, что все мои обещания ничего не значат. Я бы нарушил каждое ради нее, и это меня чертовски пугает.
Я не могу убедить ее, что она не сделала ничего плохого. Ее сердце и голова наполнены истинами, которых она собирается придерживаться. Я знаю это очень хорошо.
Но меня одолевает потребность утешить ее.
Она дрожит, и мне хочется взять ее на руки, защитить от холода и от всего, что ее преследует. Я не хочу переступать черту, но потребность оберегать ее настолько сильна, что я не могу остановиться.
— Могу ли я тебя обнять? — спросил я, готовый к любому ответу.
Ее глаза медленно поднялись, напоминая мне раненое животное. Я ненавижу, что кто-то сделал это с ней. Я хочу разрезать этого человека на части, из-за того, что он заставил ее чего-то бояться.
Эту женщину нужно любить, защищать и лелеять.
— Правда?
Я сделаю для нее все, что угодно.
Я
Она начала двигаться очень медленно, издавая тихие звуки, когда ей становится больно, но я остаюсь абсолютно неподвижным. Элли прижалась к моему боку, положила голову на мое плечо, а затем я укутал нас обоих в одеяла.
Никто из нас ничего не сказал, и я не думаю, что слова нужны.
Прямо сейчас я не смог бы говорить, даже если бы мне пришлось.
Она со мной. В моих руках, и позволяет мне утешать ее. Сумма доверия, которую она мне оказывает, неоценима. Последние шесть часов были для нее адом, и она снова демонстрирует свою храбрость.
Мы стоим вместе, пока солнце продолжает восходить, освещая небо теплом. Ее слезы намокают мою рубашку, но я не обращаю на это внимания. Если ей нужно промочить сотню рубашек, я позволю ей это. Если она хочет, чтобы я держал ее целыми днями, я останусь на месте. Возможно, она сбежала от меня той ночью, и наша жизнь может быть сложной, но одно можно сказать наверняка: Элли больше никогда не будет чувствовать себя маленькой или разбитой. Я сделаю все, чтобы с этого дня она чувствовала себя защищенной.
— Тебе действительно не нужно меня везти, — говорит она в десятый раз, когда мы направляемся на предварительное слушание по ее мужу. — Ты уже так много сделал для нас. Я могла бы пойти пешком.
Конечно, как будто я собирался позволить ей пройти двенадцать миль до здания суда. Ее нужно было подвезти, поскольку она не может управлять автомобилем из-за лекарств, которые принимает, а я не могу отпустить ее из поля зрения больше чем на час.
Поэтому то, что я отвожу ее, значит так же много не только для нее, как и для меня.
— Тебе не нужно это повторять. Если бы я не хотел быть здесь с тобой, я бы не был. Знаю, что ты этого не понимаешь, Элли, но мне нужно быть рядом с тобой сейчас.
— Правда?
— Да. Я не могу позволить тебе пойти в тот суд одной. Если ты хочешь, чтобы я пошел с тобой, я это сделаю. Если ты хочешь, чтобы я не вмешивался в это, я это сделаю. Я сделаю все, что тебе нужно. Хорошо?
— Ладно.
Прошлой ночью они с Хэдли остались у меня дома, главным образом потому, что я смог убедить ее, что ей нужен кто-то, кто помог бы ей передвигаться, поскольку она едва может ходить прямо. Врач констатировал, что у нее сломаны три ребра и значительные ушибы. Отпечаток его руки есть на ее запястье, а на щеке пестрит фиолетовый след от того, что он дал ей пощечину, но она не нуждалась в швах. Я не собираюсь оставлять ее.
Не потому, что хочу контролировать ее, а потому, что хочу защитить ее, и именно здесь я стараюсь держать себя под контролем. У Элли не было выбора и возможности не уйти, и это заставило ее чувствовать себя беспомощной. Я не могу вмешаться и защитить её, пытаясь сказать ей, как вести себя с ситуацией.
Я не хочу, чтобы Элли потеряла себя из-за другого мужчины.
Поэтому подавляю каждый ответ, который обычно дал бы, который не оставил бы места для переговоров, и не пытаюсь заставить ее принять то решение, которое хочу я. Если она не захочет пойти со мной, чего еще не произошло, мне придется отступить.