Верну свою жену
Шрифт:
Но я боялась. Была не готова. Стеснялась. Я такая толстая, некрасивая… Он снимет халат, увидит мое изменившееся тело и больше меня не захочет.
Я этого не переживу! Лучше не подпускать его к себе, пока не похудею.
– Антош, нет, – помотала я головой в отрицании и, краснея, сняла его руки с себя, – рано…
– У тебя что-то болит? – спросил он с участием, от которого дрогнуло сердце.
Конечно болит. Но не тело, душа.
Мне так была нужна частичка тепла и понимания! Соучастия. Злость на то, что Антон уехал в командировку
Нельзя просто всё перевести в горизонтальную плоскость и так решить наши проблемы.
– Я не знаю, – ответила я на вопрос, ведь он смотрел и ждал, пытливо изучая мое лицо. Руки убрал, чуть отодвинулся. Расстояние между нами было ничтожным, а мое воображение рисовало невидимую, но очень прочную стену. Так бывает, когда человек не дает тебе того, что ты ждешь. Злишься на него, потому что он не может сам догадаться об этом!
Без колебаний поддержать. Сказать то, что надо в данный момент.
– Как это не знаешь? А что говорит врач? Когда нам можно…
– Тебе только это важно? – выпалила я, с досадой понимая, что нарываюсь.
Надо было говорить спокойнее, Антон не любит, когда я повышаю голос. Он не выносит истерик и в принципе теряет объективность и понимание, если я кричу.
– Сонь, – предупреждающе надвинулся он на меня, – что происходит? Что с тобой? Что ни слово, так всё в штыки воспринимаешь.
– Ты мне нужен, – выдавила я из себя, вкладывая в простые два слова гораздо больший смысл. Надеясь, что он поймет.
– Разве я не рядом? – нахмурился он, проведя рукой по мокрым волосам. – Что не так? Злишься, что я не был на выписке? – догадался он и поджал от досады губы. – Сонь, ну мне надо было уехать! Я, вообще-то, не гружу тебя теми проблемами, хотя их немало.
– Почему не грузишь? Расскажи мне…
– Не лезь в это, слышишь? – резко выплюнул он. – Ты себя накрутишь, не сделав лучше ни себе, ни мне. Дай мне с этим спокойно разобраться. Занимайся ребенком.
– Раньше ты мне всё рассказывал, – упрекнула я его, – а сейчас, когда дело такое серьезное, что-то скрываешь.
– Поэтому и скрываю, чтобы ты не нервничала и не переносила это на ребенка, черт побери, неужели это неясно?! – вспылил он, злясь на мою непонятливость. Потом будто отругал себя за это и замолчал, что-то переваривая. Следующие слова уже говорил спокойно: – Ты иди поспи, мы с твоей мамой понянчим Димаса. Прими душ, поспи, отдохнешь – и всё увидишь в другом свете.
– Ладно, – вздохнула я, охотно принимая его предложение.
Может, и правда надо просто отдохнуть?
Может, мои нервы и категоричность удвоились из-за усталости?
– Точно справитесь? – засомневалась я, нахмурив лоб и сведя брови.
Не буду ли я плохой матерью, если пойду спать?
– Конечно, – без сомнения пожал он плечами, – давай иди в душ, –
– Только точно через два часа, надо будет Димочку кормить.
– Да-да, Сонь, – он уже просто взял и развернул меня за плечи, поцеловал коротко в губы. – Иди.
***
– Сонь, – снова толкнула меня мама в плечо, возвращая в реальность и мой новый день сурка. – Вставать пора.
– А где Антон? – спросила я, поднимаясь. Думала, что он меня разбудит.
– А они внизу с Димочкой и Стасей. Приехала сегодня, – улыбнулась она радостно. – Столько подарков и вкусностей привезла! Ты не поверишь, куда она ездила! – радостно щебетала мама.
А я, запахивая на себе халат, думала о том, что почему-то не рада маминой любимице. Что я за человек такой? Стася мне ничего плохого не сделала. Почему же я не могу относиться к ней хорошо?
Мама заметила мое состояние, ее плечи сразу поникли, лицо вытянулось и стало серьезным. Она внимательно и осуждающе на меня посмотрела, не открывая дверь. Под ее взглядом я себя неуютно почувствовала.
– Ты чего такая смурная?
– У меня не может быть плохого настроения? – ощетинилась я и подошла к трюмо, чтобы расчесать волосы и привести себя в порядок.
Черт, видок что надо, никуда не годится, да и халат этот дурацкий не скрывает погрешности фигуры. На бледной коже лица отчетливо выделялись потухшие глаза с синяками от недосыпа. Картина маслом. Клуша какая-то.
Та самая женщина, которой я обещала себе никогда не становиться.
– Ну так ты улыбнись, дочь, – подошла ко мне мама и взяла расческу, стала водить ей по волосам и зачем-то трясти руками.
– Мам, что ты делаешь? – занервничала я, оборачиваясь.
– Волосы лезут, – показала она целый клок волос, отчего я сразу схватилась за голову и ощутила на пальцах, как волосы буквально сползают. А какие они красивые и блестящие были во время беременности.
– Я скоро так лысой стану, – заныла я. Знала, что после родов волосы лезут, но не думала, что до такой степени.
– Не станешь, – мама повернула меня лицом к зеркалу и продолжила расчесывать волосы, – они у всех лезут мамочек, не надо устраивать трагедию на пустом месте. А что ты хотела, Соня? Ты родила. Организм изменился. Такая наша женская доля. Нормально всё будет: и похудеешь, и волосы перестанут лезть, а вот с настроением надо что-то сейчас делать.
– Что не так с моим настроением?
– А мама что, слепая? Не вижу, что вы с Антоном поцапались? Он хмурый, ты как мегера. Так, дочь, не пойдет. Гормоны у тебя играют. И при мне ругаться не смейте. И вообще, нечего ругаться молодым. О ребенке надо думать, – нравоучительно говорила она. – Пожалеешь, если будешь с мужем такой злюкой. Они этого не любят, бросают таких женщин. Давай, короче, оденься во что-то посимпатичнее, накрась глаза и спускайся. Мы тебя ждать будем. Давай только недолго, ребенку скоро есть пора.