Вернусь к тебе
Шрифт:
— Растет? — спросила Анна.
— Конечно, — сказал Данила. — Видишь, висит животом вперед. — Витечка засмеялся следом за Анной. — Если соединить ее концы длинной палкой, получится буква «р». Значит, растет.
— А если месяц повернут в обратную сторону… — начала Анна.
— Когда он буквой «с»? — уточнил Витечка.
— Значит, стареет, — объяснил Данила.
— А какая разница? Для нас? — спросил молодой, как сама луна, Аннин муж.
— Все, что сажаешь на растущую луну, растет хорошо, урожайно. — Данила подмигнул ему. Анна покраснела,
Они уплыли в Разбойный Бор, поставили палатку и вечером развели костер. Анна и Витечка сидели напротив друг друга и смотрели в огонь. Витечка оказался умелым костровым — разложил нодью, самую настоящую. Срубил сухое дерево, положил его, поверх него — еще одно. Потом зажал их колышками, чтобы не раскатились.
Анна тихо засмеялась. Их вот так же скрепила бумажка — свидетельство о браке. Чтобы вместе горели и не раскатывались в разные стороны.
— Не смейся, — заметил Витечка. — Будут гореть до утра.
— Проверим. — Анна многозначительно посмотрела на Витечку, имея в виду горение иного костра. Но муж поспешил убедить ее, что он все делает правильно.
— Меня научил отец. Мы часто ездили на рыбалку, спали возле костра и не в такую погоду. Смотри, поджигаем нижнее дерево, — объяснял он, чиркая спичкой и поднося ее к большому куску сухой березовой коры. Она вспыхнула, как он тогда, когда подошел к ней и толкнул на диван… — Оно горит, а потом от него загорается верхнее…
— У нас будет двойная нодья, — хрипло проговорила Анна, встала и пересела к Витечке.
Он секунду смотрел на нее, потом догадался и засмеялся.
— Ты… хочешь? — спросил он, обнимая ее.
— Да. Смотреть на растущую луну, — тихо призналась Анна.
— Гляди. — Он закинул голову.
Анна легонько толкнула его, он упал на надувной матрас.
— Так лучше смотреть…
Двойная нодья обещала жаркую ночь, и она была такой. Как и следующая. Казалось, они плавились от огня внутреннего и внешнего. Потом кидались в воду, плескались, пугая рыб… Днем гребли на лодке в дальние заводи, ловили судаков на удочки, умело оснащенные Витечкой. Сидели на берегу, и Анна расчесывала светлые волосы своего мужа.
— Какой же ты хорошенький, Витечка, — шептала она.
Здорово, да? — спрашивала она себя. Как здорово, что не она вышла замуж за того… Или, сказать иначе: как хорошо, что она не вышла за того замуж… С ним не было бы так хорошо, потому что Витечку она знает всю жизнь. А теперь она узнала еще одно — ему не нужна ни одна женщина, кроме нее.
Да, это правда. Витечка удивил ее, сильно… Она и предположить не могла, что до нее у него никого не было. За ним бегали девчонки, несмотря на рост и телосложение. Она спросила его, когда они впервые почувствовали вкус друг друга, у нее дома, на диване. Он так решительно брал ее, что она… удивилась, когда он прошептал:
— Ты — первая.
И она, более опытная, чем он, поняла, это правда. Она помогла ему, направила его… И все получилось…
Анна хотела спросить после, как он смог дожить до двадцати одного года и не… Но не посмела,
— Анна, я однолюб.
— А когда ты решил им стать? — Она всматривалась в его довольное лицо.
— Когда я залез высоко на дерево…
— Гм… помню. — Она захихикала. — Твоя мама побежала звонить в пожарную часть. Но ее удержали, ей объяснили, что человек не кошка, которая вопит от страха высоты.
— Я тоже хотел вопить, — признался Витечка.
— Брось. — Она не поверила.
— Ты спроси: от чего? — настаивал он.
— Ну, от чего?
— От любви, — засмеялся он.
— Ты что? Правда? К кому?
— Я увидел, что внизу стоит толпа, какие-то крошечные человечки, не больше оловянных солдатиков. Из всех ты одна была похожа на настоящую.
— Я была самая большая? То есть самая крупная, да? — спросила Анна.
— Ага. И я решил, что ты будешь моей женой. Я тебя никогда и нигде не потеряю.
Она хохотала и целовала его.
— Не потеряешь, — обещала Анна, впиваясь взглядом в небо. Оно было высокое, темное, яркие звезды повторяли свет углей костра… Она думала, что у Витечки или природный талант любовника, или воздержание сохранило ему столько энергии. Ей было хорошо с ним. Ничего похожего на торопливую любовь с тем, который…
Поезд стучал холодными колесами по мерзлым рельсам, Анна чувствовала, что дрожит, мелко-мелко. Как будто передразнивает какую-то вагонную железяку, которая обо что-то бьется. Анна едва удержалась от стона. Она помнила, кажется, все, что было тогда, в счастливом начале их жизни вдвоем. Запах костра, поджаренного мяса на вертеле, запах ночных фиалок, которых было столько на полянах в Разбойном Бору, что, казалось, их по ошибке занесли в Красную книгу, им там не место. Сначала она подумала, глядя издали, что это сиреневое марево от люпина. Но когда подошла ближе и когда каждая пора на коже принялась впитывать цветочную сладость, она подумала, что это свадебный букет.
— Витечка! — закричала она. — Посмотри!
Он тоже не мог поверить. Они глядели друга на друга, Анна прочитала в его глазах вопрос, но покачала головой.
— Нет-нет, — сказала она. — Пускай останутся такими, не примятыми…
Так куда все подевалось? Когда? Почему она все дальше отодвигается от него, отгораживается? Убегает?
Она снова услышала Витечкин вопрос, который он задал ей в последний день перед отъездом из Разбойного Бора.
— Помнишь, что сказал Данила?
— Он много чего говорит, — бросила Анна.
— Он сказал, что посеянное на растущую луну хорошо растет.
Она засмеялась.
Но в те две недели они ничего не посеяли. Вернее, то, что посеяли, не взошло.
Потом началась обычная жизнь. Отец Витечки устроил ее на звероферму, что в пятнадцати километрах от Суходольска.
— Ты бросаешь меня в городе? Одного? — спрашивал Витечка.
— Я буду ездить туда и обратно, — обещала она.
— Ради меня, да? — тихо спрашивал он.
— Ну… да, и ради тебя тоже, — отвечала Анна.