Вернусь к тебе
Шрифт:
Жена фыркнула.
— А почему — седьмого дня? — спросила она.
— Потому что они чтут седьмой день недели — субботу. Как особо освященный день при сотворении мира. — Степан поморщился. Таких слов не было в его обиходе, ему казалось, они царапают язык, неловко ворочаясь. То же самое он испытывал на экзамене по диалектическому материализму, когда учился в институте. Чужие слова. — Открой энциклопедию и прочти сама, — с некоторой досадой добавил он.
— Вот еще, — фыркнула жена. — Я знаю, что это секта. Спроси кого хочешь.
Степан
— Когда съезжу на место, узнаю больше.
— На какое место? — спросила Зоя.
— В Винтер, — бросил он так небрежно, будто речь шла о соседней деревне.
— Куда-куда? — переспросила жена.
— Туда, где жил дядька. В Северную Калифорнию. В Америку.
Она молча смотрела на Степана, потом склонила голову набок и сощурилась. Ее лицо побледнело.
— Ты думала, что я шучу? — тихо спросил он.
Жена пожала плечами и молча вышла из комнаты. Степан почувствовал жар внутри, как будто загорелось солнечное сплетение. Но никто не бил его под дых. Разве что предчувствие?
Ее шаги удалялись, он напрягал слух, словно боялся, что они пропадут. Словно кто-то ему сказал, что если он перестанет их слышать, значит, жена ушла от него навсегда.
Но Степан помнит и другое чувство, которое явилось на смену страху потерять Зою. Расшифровать его просто — ничто, никто, ни за что не удержит его от шага, который предлагает ему сделать судьба.
Он уехал в Винтер. В маленьком городке, где жил дядька, местный пастор Леон Макфадден приставил к нему переводчика. Парень русских кровей говорил неплохо, но то, что касалось российских реалий, по сто раз переспрашивал. С его помощью сам Степан понял все, что хотел. Правда, хотеть много он не мог — чтобы задать вопрос, надо знать, о чем.
Леон Макфадден рассказал Степану, что протестанты — лютеране, кальвинисты, представители англиканской церкви, методисты, баптисты, адвентисты — христиане, как и православные. Это понравилось Степану. Неясная тревога: не изменяет ли он чему-то, чему изменять нельзя, — пропала.
Ему пришлось по вкусу и то, что у протестантов нет сложной церковной иерархии, нет монашества. Нет культа Богородицы, святых, ангелов, икон. Таинств у них всего два — крещение и причащение. Степана заинтересовало замечание о том, что протестанты стремятся примирить религию с наукой.
Удивился он числу протестантов в мире — двести двадцать пять миллионов, сказал Леон Макфадден. А когда пастор поздравил его с тем, что он начинает свою работу в канун праздника — адвентисты седьмого дня в России готовятся к сто десятой годовщине своей церкви в тысяча девятьсот девяносто шестом году, он успокоился окончательно.
— Различные конфессии со всего мира пришлют к вам гостей, — пообещал Леон Макфадден. — Церковный юбилей почтут своим присутствием представители вашей власти. Стоит поторопиться и издать некоторые
Леон Макфадден приготовил Степану чемодан книг на английском языке.
— Ваш дядя особенно ценил книги о нравственной жизни человека.
— Пастор считает, — добавил от себя переводчик, — такие книги полезны всем. Их купят не только люди церкви, но и самые разные.
— Я понял, — кивнул Степан.
В гостинице он перебрал книги. Кое-что он помнил из английского и перевел названия. «Идеальная мать», «Счастье в браке», «Противоречия, которые легко сгладить»… Как будто он собирался работать не на церковь, а на школу психологии.
Леон Макфадден не ошибся. На церковный юбилей в Россию съехались не только представители разных конфессий со всего света, но и власти. Если бы жена увидела их, она бы перестала говорить, что это секта. Но Зоя осталась в Новополоцке.
Размах этой малой, как ее называют, церкви удивлял Сухинина все больше. Он побывал в духовной академии, которая принадлежит церкви Оказалось, что в ней можно выучиться на дирижера хора. А у их дочери, Катерины, прекрасный слух…
При духовной академии — а она не так далеко от Москвы — есть учебный сельскохозяйственный центр. Любой человек, не важно, интересуется ли он богословием, может пройти курс по выращиванию экологически чистых овощей.
Степан Сухинин до сих пор испытывал странное вдохновение. Как будто все, что происходило с ним в последние годы — расставание с прежней профессией химика, курсы рентгенологов, после которых он нашел работу, постоянная тревога за то, что будет с ним, с семьей, с дочерью, — улетучилось. Словно он долго барахтался на глубине, едва не утонул, но ему бросили спасательный круг. Из прошлого, предыдущие поколения.
Степан говорил жене, которая не соглашалась переезжать с ним в Суходольск:
— Это удача, Зоя. Поверь.
— Отдать десять лет жизни тому, чего ты не понимаешь?
— А я отдал все предыдущие тому, что понимаю? — Он пожимал плечами. — Знаешь, я начинаю верить, что не мы управляем жизнью, а она нами. Поэтому незачем сопротивляться.
— Какая великая мудрость, — насмешливо говорила она. — Мы с Катериной подождем тебя дома. Я думаю, ты скоро вернешься. Только жаль, что твое место рентгенолога кто-нибудь займет.
— Но разве то, что выпало мне, не доказательство того, что кто-то управляет нами? — спорил он. — А хочешь еще одно? — Он сощурился, волосы на затылке вздыбились. Хохолок в то время еще задорно торчал, он заставлял улыбаться каждого, даже в плохом расположении духа. Зоя тоже улыбнулась. Но у нее вышло криво. — Моя фамилия — Сухинин. Я должен ехать в Суходольск. Ты чувствуешь?
— Ага, в город твоего имени, — фыркнула жена. — Небесный промысел. Как там у вас говорят?
Он пропустил мимо ушей особенную интонацию и ударение на словах «у вас». Но ясно почувствовал внутреннее сопротивление жены и ее решимость отделиться от него.