Вернуть Боярство

Мамаев Максим

Покрытый потом и мелкими порезами, перепачканный в грязи Антон упал, выронив оружие и схватившись за зад — ударил я весьма мощно. Собственно, у бедолаги мог бы и таз треснуть, если бы не вовремя вмешавшийся Младший Магистр.

— Бой окончен, — мрачно и недовольно объявил генерал-майор.

К скорчившемуся на земле и тихонько скулящему парню тут же подбежали медики. Глядя на дело рук своих, я ничуть не жалел — лучше сейчас на жестком примере всем показать, что ко мне и моим товарищам соваться себе дороже, чем каждому отдельно морду бить. Да и Рысаков у меня теперь, похоже в долгу — уверен, я процентами

отплатил его обидчику за былые унижения.

— За такое следует наказывать, — раздался мрачный и недовольный голос со стороны офицеров.

На меня угрюмо и зло смотрел незнакомый офицер в ранге Мастера. Здрасьте-приехали...

Глава 21.

— Это ещё почему, позвольте поинтересоваться? — возмутился Савелий Павлович.

Комбат сиял от радости — явно ставил на меня, так что будет отстаивать мою правоту до конца. Хотя чего там отстаивать? Я ведь действительно ничего не нарушил, так чего этот тип на меня наезжает? Умей проигрывать, господин подполковник.

— А потому, Савелий Павлович, — отчеканил незнакомый мне подполковник. — Что в поединках есть свои неписаные правила. Сей молодой человек явно мог закончить бой без излишней помпы, но решил покрасоваться, покуражиться над противником. Разве это достойное дворянина и будущего офицера поведение? Какой он подаёт пример остальным курсантам? Не говоря уже о том, что это всё произошло на глазах рядовых солдат! Фактически черни, прошу заметить!

— А ярым поборником справедливости вас делает, конечно же, забота о моральных ценностях присутствующих здесь молодых людей, а не проигрыш пятнадцати тысяч рублей, верно, господин Жиглов? — поинтересовалась Мария Бестужева. — Ну и тот факт, что вы командир батальона, в котором проходит учебный курс Имперской Стражи Антон Игнатьев тут совершенно не при чем, верно?

У мужика нервно дёрнулся глаз, выдавая его с потрохами. Но отступать он, тем не менее, не собирался.

— Не буду скрывать, упомянутые вами, Мария, обстоятельства меня расстраивают, но уверяю вас — проигрывать я умею, — ответил он. — Однако сейчас меня прежде всего беспокоит именно вопрос того, как себя вёл этот молодой человек! Издевательство над противником, затягивание боя, намеренные оскорбления в адрес Антона Сергеевича — разве этому мы должны учить наших курсантов? Разве подобный пример должен быть у них перед глазами? А как же уважение к оппоненту, как же, в конце концов, правила приличия? Если все будут сражаться так же, то кем мы станем? Варварами?

— Если все Ученики будут сражаться так же, как Аристарх, — ответил Савелий Павлович. — То мы загоним всех монстров и тварей обратно в Разлом, а затем покорим весь мир. Однако говоря по существу — даже если закрыть глаза на то, что всё вами сказанное никак не может влиять на результаты поединка, ибо нигде и никем не было внесено в качестве запрета в данное соревнование, то хочу вам напомнить, что первым до оскорблений опустился именно Игнатов. Как он там изволил выразиться, не напомните, Мария Семёновна?

— «Бедные крестьянские детки», — охотно подхватила Бестужева. — Причем интонации сего молодого человека не оставляли сомнений в том, что это было сказано как намеренное оскорбление.

— А ещё он назвал моих курсантов «нищебродами» — добавил

Алексей Воронцов. — Что оскорбляет уже лично меня... Но так как я не могу вызвать на бой господина Игнатьева, а вы настаиваете на неправоте моего курсанта — я не против разрешить это противоречие здесь и сейчас, между нами. В дуэли до первой крови, разумеется. Или вы бы предпочли вызвать на бой Аристарха?

Ого, а ведь это уже почти прямое оскорбление. Вон, как подполковник позеленел. Кстати о вызовах — теоретически, любой одарённый мог вызвать другого на дуэль. Однако на практике — если между вами была разница в ступень и выше, слабейший вполне мог отказаться, и это не было бы уроном для его чести. Больше того, любой другой благородный вполне мог заявить, что будет биться от имени вызванного, если тот слабее. На практике такое происходило, конечно, нечасто, но тем не менее. Да и вообще — это я такой уникум, что дерусь с Адептами на дуэлях. Так-то этим мало кто страдает — разве что поединок не между боярином из древнего рода, со своей школой магии, и дворянином средней руки. Там уж разница в обучении и мастерстве может сыграть свою роль — но даже это было нечастым явлением.

А подполковник, кстати, уже пятнами пошёл от злости. Ну ещё бы — если он не дурак, то от вызова откажется. Пусть это будет небольшим пятном на его репутации, но найти относительно благовидный предлог от боя ещё можно, а вот проиграть дуэль, поводом к которой послужил твой собственный язык, будет уже дуростью. А слыть дураком мало кому бы хотелось...

— Разумеется, я бы не стал вызывать курсанта на поединок, — фыркнул наконец он. — И драться со своим сослуживцем, с которым мне ещё воевать, по такому пустяковому поводу я не стану. Однако мнение моё не изменилось.

— Тогда... — начал было капитан, но тут вмешался генерал.

— Достаточно, господа. Аристарх Николаевич победил в честном бою. Ни единого нарушения с его стороны не было, и я тому свидетель. Или кто-то сомневается в моей компетенции? — нахмурился он. Никто не сомневался. — Что касается поведения молодого человека и его стиля боя — нигде не указано, что подобное запрещено, хотя мне тоже не нравится подобное. Однако это наши личные мнения — на результате это никак не сказывается.

Медленно спустившийся генерал пошёл к офицерам, я же, бросив взгляд на споро утаскиваемого левитирующими носилками в направлении части Игнатьева (соревнование проходило на полигоне, за территорией полка), повернулся к сияющим однокурсникам.

— Это было здорово! — эмоционально заявил Лаврентий.

— Спусти козла с небес на землю, — вторил ему Озерцов.

— Молодец! Так держать!

В общем, пару минут похлопываний по плечу и поздравлений от однокурсников пришлось стоически выдержать. Слова напыщенного индюка слышали все, так что даже не имевшие до этого зуба на Игнатьева курсанты изрядно обозлились — кому понравится, когда тебя нищебродом зовут? Одни были дворянами и нищими уж точно себя не считали, другие же, бывшие простолюдины, немало лет пахали как проклятые в магических училищах, что бы попасть сюда, а не в линейные армейские части — ведь служба в Имперской Страже была для них лучшим вариантом социального лифта. И слушать оскорбления от всяких снобов, родившихся с золотой ложкой в заднице, они не желали.