Вернуть изобилие

Гринленд Колин

— Я ПОМНЮ МЭЙ ЛИ. У НЕЕ БЫЛИ ЧУДЕСНЫЕ РУКИ.

— Только не говори мне, что могла чувствовать ее руки.

— КОНЕЧНО, НЕТ. НО Я ИХ ЗАМЕТИЛА. ОНА БЫЛА ОЧЕНЬ ИСКУСНОЙ. ПОД ЕЕ РУКАМИ Я СЕБЯ ЧУВСТВОВАЛА МУЗЫКАЛЬНЫМ ИНСТРУМЕНТОМ.

— Хорошо.

— ИДЕАЛЬНО НАСТРОЕННЫМ.

— Хорошо!

— ИЗВИНИ, КАПИТАН, Я ПРОСТО ПРЕДАВАЛАСЬ ВОСПОМИНАНИЯМ. ТЫ ЖЕ ЗНАЕШЬ, У МЕНЯ И В МЫСЛЯХ НЕ БЫЛО ЖАЛОВАТЬСЯ НА ТВОЙ СТИЛЬ ТЕХОБСЛУЖИВАНИЯ. СЕЙЧАС Я К НЕМУ УЖЕ СОВСЕМ ПРИВЫКЛА.

— Замолчи, пожалуйста.

— ИЗВИНИ.

— Элис, обещаю тебе, в ту же минуту, как мы выберемся из этой передряги, что бы это там ни было, — как

только мне заплатят, обещаю тебе хороший капитальный ремонт, расточку, очистку, все работы.

— САМОЕ ГЛАВНОЕ — ОСЕВОЙ ЗАПОР.

— Все, что угодно! Ты получишь все, что угодно. Как только я получу плату.

— НАДЕЮСЬ, ЭТО БУДЕТ ДОСТАТОЧНО СКОРО, КАПИТАН. ДЛЯ МЕНЯ БЫЛО БЫ УЖАСНО ПОДВЕСТИ ТЕБЯ.

9

Неожиданно в небе расцвел белый огонь — хризантемы на бархате — и превратился черно-красный. Голубые вспышки магнезии спиралью взвились в зябкую ночь. Над всеобщим весельем и суматохой в темпе стаккато трассировали всплески багряного света. На берегу канала толклись маленькие фигурки со столбиками огня, перескакивая из лодки в лодку, ускользающий огонь подхватывал их тени, отбрасывая их в разные стороны, и тени прыгали по стенам зданий, расположенных на другом берегу. Сквозь стекло снизу доносился приглушенный звук рожков и пьяные приветственные возгласы.

Табита Джут стояла, слегка покачиваясь, в окне квартиры Марко Метца в пентхаусе, и смотрела вниз на бренные останки карнавала в Скиапарелли. Неужели они никогда не отправятся по домам спать?

Табита ткнула в силовое поле, препятствовавшее проникновению холода. Поле вяло укусило ее за палец. Окно было от потолка до пола, генераторы поля — безмолвны и невидимы. Играла музыка. Табита попыталась опереться на поле.

— Не надо этого делать, — сказал Марко. — Ты только что сюда пришла.

Он подошел к ней сзади, положил одну руку ей на плечо, вторую — на талию, прижался губами к ее шее.

Табита повернулась и очутилась в его объятиях. Она прильнула губами к его твердым губам, прижалась к его крепко сбитому маленькому телу.

Марко поцеловал ее в щеку и шепнул ей на ухо:

— Может быть, тебе лучше снять жакет?

— Может быть, — ответила Табита. Она была совершенно разбита. Казалось, все стремительно несется вперед, и она легко металась во времени, как ригелийская сильфида. Все было таким блестящим, покрытым серебряной пленкой. Она стряхивала звездную пыль со своих ног. Она потянулась к своему великолепному мужчине, но он повел себя очень практично и взял ее сумку — ее сумку.

— Я просто положу ее здесь, — сказал он и отнес ее на столик, представлявший из себя просто низкую длинную плиту из какого-то прозрачного материала. — Слушай, что у тебя там набито, ты специализируешься на поднимании тяжестей?

— Я подбираю вещи, — ответила она, — во время своих странствий. Я подбираю странные вещи, — сказала она, глядя на него. Он стоял совсем близко, так близко, что трудно было смотреть ему в лицо. Табита стала расстегивать пуговицы его рубашки. На нем было термальная майка, Табита нетерпеливо подтянула ее вверх и нагнулась, чтобы поцеловать его широкую смуглую грудь.

— Я тебе не верю, — сказала она.

И почувствовала, как он напрягся.

— Что такое? — спросил он. — Ты о чем?

— Я вожу грузовой корабль, — сказала Табита. — Я встречаю многих мужчин.

Я встречаю многих женщин. Но ты, ты — межпланетный артист… — это она выговорила очень тщательно, ей становилось трудно говорить — язык не слушался. — Ты, — сказала она, перебирая пальцами густую поросль на его груди, — ты… это место — и ты собираешься нанять меня!

Марко расслабился.

— Ты, — сказал он, легонько целуя ее, — здорово нагрузилась.

— В доску, — ответила Табита. — Это прекрасно. Тебе досталось что-нибудь из этого?

— Из чего?

— Да что там было, — сказала она, — на вечеринке.

Марко коротко рассмеялся.

— Что там было, — повторил он. — Что бы там ни было, думаю, мне тоже досталось.

— Это был кристалл, — сказала Табита, — хорошая штука. Она заморгала, глядя на него: — Правда. — Может, он ей не верит.

Табита потянулась к нему. Ее рука прошла сквозь ртутную суспензию, как Элис сквозь отклонение, глянцевитую, прохладную и поблескивающую. Он уже снял нижнюю рубашку. Табита взялась за его ремень. Пряжка была модной, сложной, но и она растаяла в ее руках.

Позади Марко Табита заметила какой-то предмет, стоявший в углу. Он был высокий, тонкий и серебристый. Табита решила, что это какая-то антенна; потом поняла, что это пустой насест.

— Где твой дружок? — спросила она.

— Тэл? Где-то здесь. Я думаю, он решил, что нам надо остаться наедине.

Почему-то это невероятно насмешило Табиту. Тактичный попугай! Она хохотала и не могла остановиться. Когда она смеялась, смех выходил из ее рта, как зеркальные пузырьки жидкого кислорода и пятнами расплескивался по радужным стенам, мерцающему потолку, по этому чудесному мужчине, его прекрасным блестящим карим глазам. Она погружала его в волну удовольствия, неужели он этого не понимал?

Табита подумала, что это важно — сказать ему:

— Когда я впервые тебя увидела, — заявила она, — я была в такой заднице. Знаешь, что они сказали?

— И что же они сказали?

— Они назвали это нарушением гармоники, — язык у нее снова заплетался, — гармонии между видами, — выговорила она. Говорить было значительно труднее, чем смеяться.

Ей показалось важным сказать ему и об этом.

— Говорить, — сообщила Табита, изящно присев, чтобы снять с него брюки — настоящие псевдобрюки, — не так легко, как смеяться. Произнося это, Табита задумалась. — Только иногда легче, — прибавила она.

Она принялась возиться с его ботинками.

Марко тоже уселся рядом с ней на полу.

Табита улыбнулась. Она ощущала истинное блаженство. Она погладила его сияющее лицо:

— Но теперь все в порядке, — сказала она. Музыка парила и покачивалась.

— Все прекрасно, черт побери, — сказал Марко. Он прорычал это, как медведь и оскалил зубы в улыбке, как акула. Он был чудом, настоящим чудом!

Он снял с нее жакет, грязную рубашку. Поцеловал ее соски сквозь ткань тенниски, расстегнул ее башмаки и снял их. Табита сидела на полу, наблюдая, как он снимает башмаки с нее и с себя. Он возился на роскошном толстом ковре, как ребенок, только начинающий ходить, и ей было смешно. Он был обнажен. Он собирался дать ей работу. От улыбки у нее уже отвисала челюсть. Марко вернулся и некоторое время подержал ее в объятиях. Его тело было теплым и гибким, а кожа казалась золотистой в серебристой ряби воздуха, Они вместе справились с ее джинсами.