Вернуть изобилие
Шрифт:
Это несправедливо. Релла могла находить себе работу, когда хотела. Не раз она была уборщицей и работала в гидропонах и на кухнях. Но она никогда не могла сосредоточиться на работе. И рано или поздно кончалось тем, что она с невинным видом фланировала вокруг баков.
— На что это ты уставилась? — спросила Релла. У нее был жалобный, сорванный, прокуренный голос, проникавший прямо мне в душу. Не знаю, почему она обратилась ко мне, что было во мне такого особенного, почему она не проигнорировала меня, как всех остальных. На станции был полный транспорт народу, возвращавшегося с ранней смены. Думаю, я была единственной, кто задержался, чтобы посмотреть на нее,
В тот первый раз я пошла дальше. Я смутилась.
Релла крикнула мне вслед:
— Тебе что, кошка язык откусила?
Сначала я не поняла, что она хочет сказать.
— Я НЕ СОМНЕВАЮСЬ, ЧТО НА ЛУНЕ КОШЕК БЫЛО НЕ БОЛЬШЕ, ЧЕМ СОБАК.
— Я никогда не видела ни одной. Но после того раза я постоянно видела Реллу, в самых разных местах. Она все время переезжала. Заставляла их гадать. Им всем приходилось гадать. Если бы они ее поймали, они упрятали бы ее в Имбриум или еще куда-нибудь. В какое-нибудь заведение. Она и раньше бывала в подобных местах. Для нее это было все равно что смерть. В конечном итоге их, наверное, было много — таких, как она, — кого ловили.
Когда бы я ни встречала Реллу, она всегда улыбалась мне. Это выглядело так, словно она перепутала меня с кем-то — с кем-то важным. Однажды мне полчаса пришлось ждать транспорта. Релла нетвердым шагом подошла ко мне. Она была пьяна.
— У меня есть бумаги, — заверила она меня. — Я тебе покажу.
По правде говоря, мне не очень хотелось об этом знать.
— Я не ношу их с собой, — продолжала Релла. — Никогда не знаешь, кто подсматривает. Ублюдки.
Дело было в том, что у нее действительно были бумаги: сертификат о постоянном местожительстве, чек служебной категории и всякое такое. У половины их не было, они с самого начала жили здесь нелегально и работали на темной стороне системы, на таких рабочих местах, где больше никто работать не хотел. Но Релла была гражданкой Луны. Она действительно показала мне бумаги, только позже. Они были у нее спрятаны в коробке в складской комнатке. Релла заставила меня пообещать, что я их уничтожу, «если со мной что-нибудь случится», как сказала она. В другие разы она просила меня навсегда сохранить их, чтобы они напоминали мне о ней, и помолиться. Правда, она не совсем ясно представляла, кому я должна молиться. У нее было много времени для религии, пророчеств, поисков своей звезды. Она все принимала близко к сердцу.
Не знаю, понимала ли она что-нибудь в этом.
«Я не на своем месте» — эти слова она часто повторяла. При этом она не имела в виду: как некоторые люди, у которых нет места в обществе, и они просто болтаются.
— КАК ДАННЫЕ, КОТОРЫЕ В ФАЙЛЕ НЕ НА МЕСТЕ.
— Именно такой она и была. Но она имела в виду — в широком масштабе. В космическом масштабе. Мы все были потерянными; но в один прекрасный день нас всех спасут. В один прекрасный день мы все поднимемся к солнцу.
«Там будут все, — сказала мне Релла. — И ты. Ты одна из нас. Ты этого не знаешь, но это так». А в другие дни она говорила: «Ты бы не поняла». И она бросала на меня тот же взгляд, как тогда, в первый раз, — наполовину осторожный, наполовину вызывающий, словно хотела скрыть от меня какую-то тайну.
Бог свидетель, она рассказывала мне эту тайну много раз.
«Здесь не мой дом, — говорила она. — Ни здесь, ни на Земле. В один прекрасный день я поеду домой. За мной прибудет корабль».
Я прямо вижу ее сейчас, сидящую на полке в складской комнатке в окружении бутылок с моющими средствами, показывающую на свою коробку.
«Это не я, — говорила она. —
У нее были карты. Одна из них была начерчена на старом конверте, еще бумажном. Может, она начертила ее сама в молодости, а потом забыла. А может, нашла в мусорном баке. Как бы то ни было, это были всего лишь шесть точек и соединявшие их линии. У пяти точек были названия. Иногда Релла говорила, что это звезды, иногда — что названия городов. Это было явно не на Луне и вообще ни в одном месте из тех, о которых я слыхала, — ни тогда, ни потом. Релла показывала на шестую точку и серьезно говорила: — «Это здесь». И указывала на пол, чтобы убедиться, что я поняла». Планета-тюрьма», — говорила она. — «Вавилон. Майя».
Но и по этому поводу она тоже постоянно меняла свое мнение. Иногда шестой точкой была ее звезда, та, куда она собиралась уехать домой, когда за ней прибудет корабль.
А однажды у нее появилась та, другая карта, и я не знаю где она ее достала и что с ней случилось потом. Релла показала мне ее только один раз, а потом, когда бы я о ней ни упомянула, она не знала, о чем я говорю. Карта была сделана из какого-то необыкновенно жесткого, но невероятно тонкого материала. Если бы не кромка, ее вообще не было бы видно. Я хочу сказать, что я никогда и нигде не видела ничего подобного.
Так вот, карта была прозрачной, с маленькими черными кружками, казалось, они прыгают у тебя перед глазами взад-вперед. Если сосредоточиться, можно было выстроить их в одну линию, в три измерения; а потом они все смешивались и снова становились прыгающими точками. И над ними было полно крошечных надписей, сделанных каким-то инопланетным алфавитом. Релла говорила, что это карта. Насколько я могу судить, это могло быть чем-нибудь вроде теста окулиста или детской загадки.
«Не клади ее, — предупреждала Релла. — Ты потом не сможешь ее поднять». Она смеялась. В тот день она была в хорошем настроении.
Релла сказала мне, что я была единственным человеком, кому она могла доверять, хотя я часто видела ее с другими людьми — «людьми без места», я думаю. Чаще всего с женщиной, по-настоящему белой, в темных очках. Женщина была старше меня раза в два и примерно в два раза младше Реллы. Когда я видела их вместе, Релла делала вид, что не знает меня. Она смотрела прямо сквозь меня.
Релла часто рассказывала мне истории про разные места, где она бывала, только иногда я думала, что она имела в виду себя, а оказывалось, что она говорит про свою мать. А иногда вообще про свою БАБУШКУ.
— А ЧТО ОНИ ДЕЛАЛИ?
— О, они странствовали по всей Земле, насколько я могу судить, пешком проходили по огромным горным массивам и колоссальным великим пустыням, где нет ничего живого. Я уже ничего не помню, но я обычно сидела на клети, слушала ее рассказы и думала о свободе — знаешь, о всяких глупостях, про которые думаешь, пока ты ребенок.
— НЕ СОВСЕМ. НЕТ.
— Что ж, думаешь. Мы думаем. Я считала, Релла замечательная. Иногда я приносила ей еду и вещи. Таскала маленькие суммы денег, чтобы она могла купить себе выпивку. Я думала, что, помогая Релле, делаю что-то важное. Однажды мне надо было идти в клинику, но я наврала насчет назначенного времени, чтобы не проходить контроль одежды, так что у меня образовался целый час свободного времени. Я не хотела, чтобы кто-нибудь видел меня, и пошла повидаться с Реллой, но ее не было на месте.