Вернуться, чтобы уйти
Шрифт:
– Ричард, не будь дураком, – усмехнулся Егор. – Он говорит, что ты слишком много даешь.
– Переведи ему, что это хорошая цена за белую женщину, – сказал тот и добавил старику еще десятку.
Старик только пуще взбеленился.
– Он говорит, – давясь хохотом, переводил Жигарев, – она не белая, а цветная. У нее мать была белая, а отец негр из этой деревни.
– Не может быть, – замотал головой Ричард. – Да, в жару перебирать нельзя. Я ж тебе говорил, нужно брать в полет только пиво.
Жигарев объяснил старосте-вождю, что белый пилот хочет заплатить
В хижине он остолбенел – на циновке сидела голая по пояс девочка лет пятнадцати с чистыми голубыми глазами, смуглая, но не черная.
– Смотри, солдат, она – черная, – крикнул старик и принялся задирать ей подол.
Жигарев отвернулся и выбрался из хижины:
– Ричард, иди сам разбирайся, черная она или не черная.
– Ну, черная, так черная, но денег назад не возьму, – сплюнул Ричард и полез в самолет.
Закрутился пропеллер, но путь к самолету перегородил старик, державший за руку темно-русую девушку.
– Чего ему еще?
– Упрямый, как ты. Говорит, за эти деньги ты ее выкупил и поэтому должен забрать с собой.
– Скажи ему, я их сейчас пропеллером порублю.
– Зачем так? Забери в Сидаду, найми там бунгало и развлекайся с ней по выходным.
– Я в жизни ни разу даже собаки не заводил, чтобы меня никто к себе не привязывал.
– Тогда вот, держи свои сто долларов, я у тебя ее перекупаю, – отдав деньги, Жигарев втащил девушку в самолет.
В маленьком местечке, где проживали кроме черных еще и три белых семьи – лавочника, врача и телефониста, Егор снял для своей Зинки маленькое бунгало без водопровода. Девушку звали Н’Зинга, но имя Зинка больше шло к ней.
Капитан Жакобе к его затее отнесся равнодушно. Жигарев был не первый, кто обзаводился походной женой, и никакой экзотики он тут не видел. Разве что мулатка была с необычным цветом кожи, волос и глаз.
Две недели Жигарев обставлял свое «семейное» гнездышко, но как-то его новая жена сбежала пешком по джунглям в родную деревню.
Староста избил ее бамбуковой палкой и, связанную, снова затащил в самолета, а затем вернул Егору. В деревне только он сносно говорил по-португальски. Зинка с трудом подбирала слова:
– Не хочу город! Боюсь белый человек!
– Ты сама белая, глянь в зеркало.
Зинка с явным сожалением трогала русые волнистые пряди и только вздыхала – ей с самого детства приходилось в деревне терпеть насмешки за цвет своей кожи.
– Не хочу учиться писать… не хочу читать… Не могу носить белье, как белая… Не буду ходить в туфлях… Женщины из деревни смеяться будут… Хочу жить в деревне и рожать тебе детей. Ты – мой хозяин.
Жигарев заставил старосту-вождя вычистить заброшенный домик португальского чиновника, привести в порядок сад и дорожки в парке. Все слуги прежних хозяев остались в этой деревне и работу свою еще не забыли.
Получилось неплохое бунгало европейского фермера в Африке, да еще с добровольными слугами, которые целый день крутились возле Жигарева в надежде заработать пару рандов. Но Зинка со временем натащила в домик соломенных циновок, кувшинов из тыквы и каких-то тряпок. Принесла даже деревянную ступу, в которой женщины толкут зерно.
Целыми днями она просиживала с кумушками во дворе на корточках, причем ни разу не садилась в тени, а всегда на солнцепеке. Зинка просто не могла жить иначе. Несмотря на полудетский возраст, ее уже невозможно было переучить, а учиться чему-то новому она отказывалась наотрез.
Каждый год в семье Жигарева рождались дети. Зинка набирала дородства и раздавалась вширь. Егору все-таки удалось добиться, чтобы она не ходила с голыми сиськами, как голодранка, а заматывалась в пестрые французские ткани, которые там изготавливали специально для Африки. Со временем ей это понравилось.
Ее дети, на удивление всей деревне, не умирали в младенчестве от кровавых поносов, и со временем Егор стал отцом трех мальчишек и пяти девочек. Все они родились черными, как начищенный сапог, только у одной Сандры были зеленоватые глаза и волнистые волосы со смешным хохолком на макушке, как у отца.
Почти никто из них не говорил по-португальски, и в свои редкие приезды Жигарев общался с ними больше при помощи жестов. Зинку с каждым годом все больше уважали в деревне, а перед самым отъездом Егора Зинка заняла место умершего вождя. Она все-таки научилась читать и кое-как писать по-португальски и посылала старших ребят в школу, о чем прежде Жигареву можно было только мечтать.
Независимость молодых африканских государств крепчала, а работы у команды Жакобе только прибавлялось. Работы кровавой. Теперь капитан нуждался в мясниках, надобность в толковых командирах отпала.
Егору в те времена было уже далеко за тридцать, и он всерьез подумывал, не жениться ли ему на Зинке и не осесть ли фермером в Загзаге. Купить кофейную плантацию, деньги в то время уже были, к тому же, Зинка оказалась на удивление прижимистой и превращалась с его помощью в состоятельную хозяйку. Дети подросли – готовые помощники.
Ему нравилось в африканских женщинах, что они не играли во влюбленность, которую белая женщина лелеет в своих сокровенных фантазиях даже до закатной поры.
Интимная жизнь африканки проста и естественна. Ей не нужно читать стихи, целовать руку и дарить цветы. Чем-то африканки напоминали ему старых баб из его родной деревни на Брянщине.
Но вот рухнула социалистическая империя в Европе, затем был разгромлен Советский Союз. Армия, которой присягал Жигарев, больше не существовала. Газеты, доходившие до него в джунглях, наперебой писали о грандиозных победах России на пути перехода к капитализму. И Жигарев не выдержал – решил вернуться на родину. Он зашил в специальный пояс тысячу долларов, остальные деньги оставил Зинке на хозяйство. Замаскировал в католическую Библию с твердым переплетом никелированный «браунинг» с двумя обоймами. Запасся сухарями и сгущенкой и стал ждать подходящего случая.