Вернуться
Шрифт:
Потянулись малолюдные переулки, огороженные заборами из ракушечника. Ветер раскачивал голые ветви тополей и фруктовых деревьев. Зима в этом году выдалась достаточно суровой для теплолюбивого Глора.
Шагая по криво вымощенным улочкам, Жо начал догадываться чего боится наставница. Слишком долго они отсутствовали. Слишком долго вокруг было море. Сейчас и несколько десятков торговцев и покупателей на рынке показались жуткой толпой. Море изменило путешественников. А если не только они изменились? Если и те, кто сразу после Перехода очутился здесь, в этом странном
– Почти пришли, моя леди, — сказал Ква.
Путники шагали по узкой изгибающейся улочке. Рассеянно светило неяркое солнце, пахло дымком, навозом и почему-то, дынями.
Катрин по-прежнему молчала. Молча стянула с головы косынку, надела слегка помятую нарядную шапочку, машинально поправила пряди челки.
Впереди улочка уперлась в тупик — дальше шелестели заросли тростника, заслоняющие воду канала. Путешественники свернули к старым, но еще крепким, солидно окованным железными полосами, воротам.
За забором неуверенно гавкнула собака, и тут же залилась восторженным с подвизгом лаем.
Жо почувствовал, как губы расползаются в неудержимой улыбке, — так это же Цуцик разоряется.
Маленький ныряльщик тоже заулыбался:
– Как раз к обеду. Все сейчас дома, — Ныр взялся за кольцо на воротах, заколотил им в крепкие доски:
– Отмыкайте, я гостей привел!
Почти сразу лязгнул засов, и отворилась калитка. За ней стояла совершенно незнакомая Жо женщина, слегка располневшая, но с красивым румяным лицом.
Ныр небрежно кивнул пухлой красавице, шире распахнул калитку и важно пригласил:
– Проходите, господа приезжие.
Румяная тетка попятилась, обеспокоено разглядывая пришельцев. Потом ее взгляд остановился на Квазимодо, и накрашенные глаза женщины испуганно расширились. Шкипер едва заметно кивнул красавице, и прошел мимо.
Катрин все еще поправляла волосы. Ныр смотрел на долгожданную леди "Двух лап" с явным недоумением. Жо пришлось тактично подтолкнуть наставницу. Но тут на них налетело что-то радостно скулящее, светло-серое, в восторге запрыгало, крепко тыча лапами в животы.
– Цуцик, да ты вовсе озверел, — пробормотала Катрин, наконец, переступая порог калитки.
Пес скакал вокруг, взвизгивая уже тише, но пихаясь так, что трудно было устоять на ногах.
Двор оказался тесен, — с одной стороны его ограничивала стена дома и ступеньки крыльца, с другой стороны подпирал заборчик, отгораживающий сад. В первый момент Жо показалось, что во дворе полным-полно людей. На скамье перед домом сидел насупленный мальчишка лет пяти с деревянным, похожим на тренировочный, мечом в руках. Судя по румяной рожице, малыш приходился родственником пышной красавице. Посреди двора, вытащенный на солнышко, лежал широкий тюфяк, на котором сидело двое младенцев, озадаченно оглядывающих гостей и бурно веселящегося пса.
Катрин сделала несколько неуверенных шагов к тюфяку. Дики, конечно, узнала маму первой. Пискнув, шустро поползла навстречу. Ричард бросился догонять, нападал лбом сестрице прямо в попку,
Жо увидел улыбающуюся Мышку. Вот кто совершенно не изменился. Подружка сидела с миской орехов на коленях, — как обычно чистенькая, аккуратненькая, в туго повязанной косынке.
Еще во дворе стояла незнакомая девушка лет семнадцати, хлопала глазами, всматриваясь в Квазимодо. Должно быть, — сестрица. Та, что Соплячкой была. Сейчас соплячкой симпатичную девушку уже никак не назовешь.
Из сада, кажется, прямо через ограду, вылетело что-то смутно-неразличимое. Промелькнуло через двор, едва не сшибив Ныра и румяную тетку. Одноглазый шкипер оказался крепко припечатан к забору. Впрочем, Ква не возражал, — он и Теа так крепко вцепились в друг друга, будто обоим грозил немедленный Переход.
Фу, стыдно же быть такими счастливыми. Жо ухмыльнулся и отвернулся. Нет, рыжая-хвостатая сейчас точно из Ква всё душу выдавит.
Из дома вышла мама. Жо с удовольствием отметил, что она тоже очень мало изменилась. Разве что платья стала носить чуть длиннее, и фартук на ней был очень забавный. Но все та же привлекательная и элегантная мадам Морель. Пожалуй, сейчас даже заметней стала её мягкая, безупречно правильно подчеркнутая красота.
Ответно улыбнувшись быстрому маминому взгляду, Жо смотрел, как она идет к Катрин. Все смотрели. Даже нехорошо, — как будто спектакль какой-то. Хотя вся жизнь — театр. Мама хорошая актриса, — разве тут станешь винить увлеченных зрителей?
Катрин все сидела на корточках, обнимая близнецов. Дики одной рукой пыталась отвертеть мамино ухо, манящее серебром и камушками, другой дергала за ошейник радостного Цуцика. Ричарда больше заинтересовала красивая шапочка на голове мамочки. А Катрин, не отрываясь, смотрела на подходящую Флоранс.
Странно выглядела наставница. Наравне со счастьем, на ее загорелом лице читалась почти столь же безграничное отчаяние. Глупо, — даже в безнадежной резне на корабельной палубе светловолосая сержант и леди выглядела куда спокойнее. Хотя, чего удивляться, — драк в жизни Екатерины Георгиевны были сотни, а любовь одна-единственная.
Флоранс присела рядом с подругой, поправила съехавшую на брови Катрин шапочку, и подхватила на руки недовольно загундосившего Ричарда. Сын снова потянулся к черно-белой интересной вещице, Флоранс мягко отвела его ручонку, и осторожно погладила подругу по загорелой щеке:
– С возвращением, моя леди.
Кажется, Катрин готова была всхлипнуть. Но леди и сержант без сомнений не может себе позволить хлюпать носом на глазах у посторонних, — даже если большая часть присутствующих вовсе и не посторонние.
Жо отвел взгляд. К нему шла Мышка:
– Милорд, могу я вас обнять?
– Ты мне эти феодальные штучки брось, — возмутился Жо. — Зазналась, микробиологичка городская?
Мышка засмеялась и повисла на шее парня. Жо ее закружил, девушка взвизгнула. Теперь двор смотрел на них, и это было хорошо. Мамам будет легче.