Верные враги
Шрифт:
— Вот отдам волкам, будешь знать, — припугнула я. Дымок насторожил уши. — Или сама съем.
Мерин задрал верхнюю губу в раскатистом саркастическом фырканье.
— Ну и пес с тобой, — разозлилась я, стягивая с коня чересседельные сумки и вскидывая себе на плечо. Ничего, как-нибудь донесу. За городом и перекинуться можно будет. А упрямая скотина пусть стоит в сарае до утра, перед работой заскочу и заберу, Карст вряд ли станет возражать. Небось решит, что я последовала его совету и заночевала в городе.
Дымок, помедлив, шумно вздохнул и потопал следом, нагнав меня уже у порога. Я молча забросила сумки обратно и вскочила в седло. Конь регулярно откидывал
А морозец-то всё крепчал и крепчал. Пришлось уткнуться носом в меховой воротник, чтобы не вдыхать доходящие до самой груди колючки. Город словно вымер, стражники даже не соизволили выйти из каморки при воротах, досадливо махнув мне рукой в окошко — мол, проезжай быстрей, ненормальная!
За день по дороге проехало несколько саней и волокуш, примяв выпавший прошлой ночью снег. Мерин трусил ровно и ходко, за время моих посиделок с оружейником успев передохнуть и пожевать дармового сенца — во второй половине сарая, разбитой на маленькие закутки, гном держал коз. Невысокие, рассчитанные на них перегородочки не помешали Дымку запустить морду во все кормушки поочередно — под возмущенное блеянье и безуспешные попытки шугануть мародера рогами.
За городом стало не то чтобы теплее — просто мириться с холодом, видя кругом один снег и голые деревья, было куда легче. Вот только ноги окоченели уже через десять минут, даже сквозь шерстяные носки. Снег зеркалом отражал лунный свет, обрамляя горизонт голубоватым заревом. В воздухе витал отчетливый запах квашеной капусты. Судя по нему, сама капуста уже давно покинула пределы неплотно закрытой кринки и равномерно распределилась по всей сумке. Лезть в нее на ходу я не рискнула, оставив эту сомнительную честь Ресту, на которого мало-помалу спихнула все хозяйственные хлопоты. Готовил парнишка так себе, зато починил все хромые стулья, расхлябанные лари и протекающие кадки. Оказывается, раньше был подмастерьем у столяра.
— Не справился, ушел в маги, на легкие хлеба? — съязвила я, узнав.
— Работу не на плечи — на душу примеряют, — серьезно ответил он, в первый раз не обидевшись. За учителем небось повторил. Но и сам верит, что похвально.
И колдун повеселел. После очередного осмотра я решила снять лубки с левой, переломанной только в одном месте руки, и он сосредоточенно, часами, разминал ее, попутно объясняя ученику какие-то пассы и конфигурации. Тьфу.
Две тарелки в процессе разбили. Одну якобы «недолевитировали», а вторую локтем в запале смахнули. Наверняка Рест, хотя оправдывался передо мной неизменно Верес. Ха, оправдывался! Сообщал, причем с таким видом, словно я должна только радоваться, что меня избавили от этой рухляди.
Я задрала голову, любуясь ночным небом, чтобы хоть ненадолго отвлечься от зябкой дорожной скуки. В созвездиях я особо не разбиралась, зато Волчий Глаз, самую яркую зимнюю звезду, отыскала сразу. Эльфы называли его Кошачьим, русалки — Рыбьим, тролли… хм… но насчет Глаза никаких разногласий не возникало. Бесстрастный, хищный, немигающий, он пристально следил за мной сквозь путаницу ветвей, пока небо не накренилось и с истерическим ржанием не рухнуло вниз.
Объяснение у вселенской катастрофы было очень простое: Дымок встал на дыбы. Задумавшийся человек так бы и брякнулся спиной о землю, но оборотень со звериным проворством рванулся вперед и успел обхватить лошадиную шею руками. На моей памяти флегматичный мерин отколол такой номер впервые, а значит, и причина была стоящей. Даже очень.
Вурдалак тоже взвился на задние лапы, почти сравнявшись ростом с конем. Маленькие, глубоко запавшие глаза горели алым огнем, сквозь сомкнутые зубы вырывалось злобное рычание. Похоже, мы застигли друг друга врасплох: тварь явно бежала по своим делам, совершенно не ожидая, что кто-то посмеет заступить ей дорогу. И ограничиваться взаимными извинениями не собиралась.
Вурдалак запоздало разжал пасть, выронив какую-то тряпку, и с ревом метнулся к конскому горлу, но Дымок уже опустился на все четыре ноги, а я успела прийти к выводу, что лучшая защита — это нападение. Тяжелые сумки, на манер пращи раскрученные за общий ремень, саданули тварь по груди и с победным звоном-треском-хрустом и резко усилившимся капустным запахом отшвырнули ее на несколько саженей.
Такого отпора вурдалак не ожидал! Раздавшееся вслед за тем рычание окончательно убедило его, что стоит дважды подумать — а так ли уж он зол и голоден? Оборотня-то он, безусловно, одолеет, но придется изрядно повозиться, да и я вхолостую щелкать клыками не намерена. К тому же это была моя территория. Звери и нежить очень тонко чувствуют такие вещи, потому-то я в свое время и удирала от городских упырей, на которых, защищая свое логово, бросилась бы без колебаний и почти наверняка разодрала в клочья.
Поединок ненавидящих взглядов и гортанного рыка длился минут десять. Вурдалак, пытаясь сохранить достоинство, понемногу пятился к заснеженным кустам. Только скрывшись в них целиком, он замолчал и, развернувшись, деловито захрустел настом, удаляясь по направлению к городу.
Я соскочила с Дымка и по-звериному припала к земле, настороженно озираясь по сторонам и раздувая ноздри. Раздеваться посреди леса в такую холодрыгу страшно не хотелось, к тому же во время смены ипостаси оборотень уязвимее всего. Бежать за вурдалаком, бросив коня, я всё равно не собиралась — нос и уши говорили мне, что он уже далеко, а остальные части тела возмущенно требовали везти их домой, к теплой печке и горячему ужину.
На всякий случай я немного прошлась по дороге, рассматривая оставленные вурдалаком следы (ну да, крупные, хоть не с мужскую ладонь), и сокрушенно покачала головой — тряпка оказалась моей курицей. Я брезгливо и печально подняла ее за смятое крыло и, размахнувшись, зашвырнула подальше в сугроб. Подобрала сумки и снова вскарабкалась на коня. Дымок меленько дрожал, пофыркивал и, еле дождавшись, пока я нашарю второе стремя, пошел быстрой тряской рысцой, несмотря на вновь проявившуюся хромоту. Осаживать его я не стала. Мне тоже не терпелось поскорее отсюда убраться, а пуще того — убедиться, что набег на мои владения ограничился только курицей.
Против обыкновения, меня ждали. На подоконнике стояла горящая свеча, видная издалека и сразу успокоившая и меня, и мерина, так что к калитке я подъехала уже шагом. Забор и будку, в которой заночевала злосчастная курица, соединяли две четкие цепочки следов. К крыльцу и окнам тварь даже не подходила, почему-то удовольствовавшись более чем скромной для такой зверюги добычей.
Впрочем, сам вурдалак тревожил меня меньше всего: до тебя, курокрад, я рано или поздно всё равно доберусь, вот только разыщу дневную лежку. Куда большее беспокойство вызывал сам факт его появления в наших краях. Ведь даже дети знают: оборотни не спариваются друг с другом. Только с людьми или волками. И от вторых рождаются вурдалаки, звери с человеческой жаждой крови.