Верный меч
Шрифт:
И в то же время я был смущен, ведь если Гийом Мале там много слышал обо мне, он, конечно, знал, что я повел своих людей на смерть в Дунхольме; что я не смог защитить лорда Роберта, когда ему действительно нужна была моя помощь. Зачем я мог ему понадобиться?
– Я сожалею, - сказал капеллан, очевидно, чувствуя мое смущение.
– Понимаю, что еще рано говорить о таких вещах. Я знаю, что ты много страдал в последнее время. Я не должен больше утомлять тебя.
– Он поднялся со стула.
– Что с моей раной?
– Спросил я, прежде чем он смог уйти. Я чувствовал,
– Мы использовали утюг, чтобы вытянуть ногу, а после этого, конечно, применили припарки и травы. Тебе опять повезло, разрез оказался хоть и длинным, но не глубоким.
– Как долго она будет заживать?
– Трудно сказать наверняка, - Он потер подбородок.
– Но ты сильный человек. Если будешь отдыхать и держать рану в чистоте, думаю, не долго. Полагаю, ты сможешь встать на ноги через неделю или две. Молись и положись на божью милость, это лучший совет, который я могу предложить.
– Спасибо, отец, - сказал я.
– Я прослежу, чтобы тебе принесли еду и питье. Тебе надо восстанавливать силы.
– Священник сделал шаг, чтобы уйти, его длинное облачение почти касалось пола. Он подошел к двери и остановился.
– Здесь есть слуги, если что-то понадобится, тебе достаточно просто позвать. Я сообщу господину, что ты не спишь. Надеюсь, он зайдет повидать тебя.
Я кивнул, он коротко улыбнулся и закрыл за собой дверь.
Как и было обещано, вскоре принесли кувшин пива и поставили около моей кровати, а затем еще немного хлеба и сыра, яблок и ягод. Один мальчик-слуга помог мне сесть, подложив мне под спину набитую соломой подушку, а другой принес дров для огня, который уже начал затухать. Я съел, сколько смог, но на самом деле не чувствовал себя голодным, поэтому, когда та же парочка вернулась, чтобы забрать посуду, большая часть пищи оставалась в корзинке.
Я размышлял о капеллане, Гилфорде, почему он выбрал себе французского господина, такого как Мале? Я думал об английских лордах, перешедших на сторону короля Гийома в первые месяцы после нашей победы при Гастингсе. Многие до сих пор оставались на своих прежних землях. Их клятвы, не добровольные, а вынужденные, и сейчас, спустя больше двух лет, вызывали недоверие у как у норманнов, так и у англичан.
С другой стороны, этот священник заявил, что горд служить виконту, и мне показалось, что о побоище в Дунхольме он говорил с искренним сожалением. С тех пор, как мы впервые прибыли к этим берегам, ни один англичанин не смотрел на нас иначе, чем с ненавистью и враждой. Я не понимал, почему он ведет себя иначе.
Некоторое время я лежал на спине, прислушиваясь к звукам за окном: ржание лошадей, крики мужчин, упражняющихся с оружием, равномерный стук железа о железо, раздававшийся издалека: в кузне кипела работа. И, хотя я еще чувствовал слабость, это не была та свинцовая усталость, как раньше. Когда моя голова немного прояснилась, я сел и как следует помолился, благодаря Бога за спасение и прося его спасти души тех, кого я потерял. Прошло много времени с тех пор, как я молился правильно, не в седле и не наспех, и я очень надеялся, что он услышит меня.
Было уже далеко за полдень, когда раздался стук в дверь. Прежде, чем я успел ответить, вошел мужчина.
Это не был священник, я увидел худощавого и высокого человека, ростом с меня, может быть, трудно было сказать, не имея возможности встать напротив него. Его волосы, остриженные по французской моде, были пепельно-серыми, лицо угловатое с густыми бровями и длинным шрамом, тянувшимся по правой щеке к подбородку. Его алая туника была расшита золотой нитью по вороту и рукавам.
Два пальца на правой руке были украшены серебряными кольцами. Наш господин виконт - человек не бедный, подумал я.
– Танкред Динан, - сказал он. Голос был низким, но не суровым, тем не менее, по его тону чувствовалось, что человек привык к власти.
– Милорд, - ответил я, опустив голову. Это был предел вежливости, который я мог проявить сидя.
– Меня зовут Гийом Мале. Я уверен, что ты слышал обо мне.
Я не знал, содержало ли последнее замечание иронию, но никаких признаков улыбки на его лице не обнаружил.
– Для меня большая честь встретиться с вами, - сказал я.
Воспитываясь под рукой лорда Роберта, я привык иметь дело с влиятельными людьми. В качестве одного из приближенных короля, его часто требовали ко двору, и поочередно то я, то Уэйс сопровождали его с нашими отрядами к Вестминстеру.
– Кроме того, - сказал Мале, - мне хорошо известна ваша репутация командира и бойца.
Он сел на один из табуретов у моей постели и протянул руку. Я пожал ее. Хватка у него была крепкая, и я почувствовал мозоли у него на руках, что было необычно для человека его положения.
– Я знал Роберта да Коммина, - сказал он, отпуская мою ладонь.
– Я много молился о спасении его души с тех пор, как услышал эту новость. Мы все остро почувствуем его потерю. И он был хорошим человеком, что является большой редкостью в наши дни.
Я почувствовал, как влага собирается в уголках глаз, но решительно сморгнул ее.
– Да, милорд, - я не знал, что еще сказать.
– Уверен, что мой капеллан рассказал тебе все, что мы знаем о произошедшем в Дунхольме. Потеря стольких людей за одну ночь, это беспрецедентная катастрофа.
– Враг застал нас врасплох, и их было столько, что у нас не было никакой надежды удержать город.
Хотя, если бы мы отступили к крепости и сплотили наши силы, как я доказывал, возможно, у нас появился бы шанс.
– Тем не менее, найдутся поганые языки, утверждающие, что граф должен был лучше подготовиться. Что он был слишком самоуверен. Он отпустил армию грабить город и пьянствовать, хотя подозревал, что враг недалеко.
Я колебался, удивленный тем, как много Мале знал о событиях в Дунхольме. Должно быть, он успел поговорить с теми, кто смог вернуться - с Эдо, Уэйсом и другими рыцарями, служившими лорду Роберту.
– Все, что он делал, он делал по просьбе и при поддержке прочих лордов, - сказал я.