Верный меч
Шрифт:
– И все же он может позволить себе отпустить шестерых рыцарей, - заметил Эдо.
– В том числе трех собственных.
Оба они выжидающе посмотрели на меня, словно я должен был знать, что сейчас у Мале на уме.
– Я не знаю, о чем он думает, - сказал я, хотя я застал его над планом нового собора.
Он не казался особенно обеспокоенным тем, что армия противника находилась всего в сутках пути от города. Но я не сомневался, что Мале, как и многие лорды, с которыми мне приходилось иметь дело, не торопился показывать окружающим свое беспокойство. Я ни на мгновение не допускал, что он
– Когда надо выезжать?
– Спросил Эдо.
Я потягивал эль из своей кружки, наслаждаясь горьковатым вкусом.
– Завтра до полудня, - сказал я.- Но он хочет получить ответ к вечеру.
Эдо взглянул на Уэйса.
– Каковы наши шансы здесь?
– Стремятся к нулю, - Уэйс пожал плечами.
– Мы могли бы подождать мятежников в надежде, что кто-то их лордов наймет нас в последний момент. Но я не собираюсь рисковать жизнью бесплатно, будь уверен.
Солнечный свет ворвался в распахнутые двери. Краснорожый англичанин средних лет стоял на пороге, тяжело отдуваясь и крича что-то непонятное. Парочка у дальнего стола вскочила на ноги, наш сосед проснулся и уронил кружку на пол. Трактирщик позвал служанку, и она поспешила в дальний конец комнаты.
Я поднялся слишком поспешно, как оказалось, и вздрогнул от укола боли в ноге. Эдо рядом со мной поднял руки в успокаивающем жесте и что-то говорил на их родном языке.
– Что происходит?
– Спросил я его.
Он покачал головой:
– Не знаю.
Снаружи послышались французские ругательства, а затем стук копыт и топот многих ног.
А потом я услышал это. Сначала слабый звук издалека, но он неуклонно рос и приближался: Ут, ут, ут.
Я посмотрел на парней, они на меня, и я понял, что они слышат тоже самое. Я нащупал рукоять ножа, Это коснулся своего меча.
– Идем, - сказал Уэйс.
Он был ближе всех к двери, я последовал за ним, а Эдо за мной. Англичанин, стоявший на пороге, не сделал попытки остановить нас, но при нашем приближении резво выскочил на улицу.
На улице Kopparigat толпились жители города с женами, многие женщины быстро спускались вниз по склону, уводя детей и домашнюю скотину. Залаяла собака, ей ответил дружный собачий хор из дворов вниз по дороге. Вопль младенца пронзил воздух.
Независимо от причины, я видел, что ничем хорошим это обернуться не может. Неужели мятежники уже подошли, и город в осаде? Но если так, почему их сородичи так испуганы?
– Кричат оттуда, - Уэйс кивнул в сторону вершины холма, где Kopparigat выходила на главную улицу города.
Я быстро шел за ним; с каждым шагом боль вонзалась в мою ногу тысячей иголок, но я не обращал на нее внимания, торопясь навстречу холодному ветру. Мальчик ростом мне до пояса налетел на мою здоровую ногу и упал навзничь на землю. Он заплакал, его мать охнула и подбежала, чтобы поднять его. Ее юбка была забрызгана грязью, платок сбился, волосы были в беспорядке. Она подняла глаза на меня, и я увидел в ее глазах испуг, прежде чем она тоже побежала вниз по склону.
Крики усилились, когда мы поднялись до конца Kopparigat. Правый рукав дороги вел к реке, но шум доносился слева, со стороны рынка и собора. Немного впереди ехали всадники в кольчугах, копыта их коней разбрызгивали грязь по сторонам. Вымпелы развевались над их копьями - красно-синие, белые и зеленые - и мне показалось, что я вижу среди них черно золотой с цветами Мале.
Сзади раздался крик, и я обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как около полудюжины вооруженных англичан надвигаются на нас из толпы. Они были молоды, лет на пять младше нас, но крепко сбиты и настроены решительно. Каждый был вооружен длинным ножом, почти мечом, на их языке он назывался сакс.
– Уэйс!
– Позвал я, выдергивая нож из ножен.
– Эдо!
Они повернулись и обнажили мечи, ожидая англичан. Как и мы, они были без кольчуг и шлемов, но их было шестеро против нас троих.
– Держитесь рядом, - приказал Уэйс, держа меч перед собой.
На меня бросились двое: один длинный и тощий, а второй приземистый крепыш, похожий на кузнеца. Коротышка напал первым, с энтузиазмом размахивая своим саксом. Я парировал удар, сталь ударила о сталь, но в его руках была такая сила, что я отступил на шаг. Краем глаза, я заметил, как его длинный приятель торопится выступить вперед, и знал, что должен сделать, пока он не дотянулся до меня.
Я поднял колено и от души заехал ему в пах. Он согнулся пополам, крича от боли, а я опустил рукоять ножа ему на затылок. Он рухнул, и тогда я повернулся ко второму, когда он уже сделал выпад; его клинок ослепительно сверкнул на солнце. Он целился мне в грудь, я попытался уклониться, но поскользнулся в грязи и потерял опору под ногами. Я выпрямился как раз вовремя, чтобы перехватить его клинок.
Пот тек со лба, заливая глаза, и на мгновение я ослеп, когда он атаковал снова. Однако, на этот раз он сделал слишком глубокий выпад, и когда он начал выпрямляться, я увидел свой шанс. Я рванулся вперед, надеясь вонзить нож в живот англичанина, но смог достать только бок. Этого оказалось достаточно. Лезвие разрезало тунику, вспороло кожу и он издал тоскливый рев. Руки зажали рану, сакс упал на землю.
Его приятели бежали все, кроме одного, которого я вырубил ударом по голове, еще один лежал между Эдо и Уэйсом, корчась и держась за руку. Я повернулся к англичанину, и шагнул вперед, держа нож перед собой. Его лицо, всего мгновение назад исполненное ярости, сейчас выражало только страх; он посмотрел на кончик моего ножа, а потом вдруг повернулся и побежал к реке.
Когда он затерялся в толпе, я взглянул на Эдо и Уэйса, уже убравших свои мечи. Их не зацепили.
Эдо указал на коротышку, который смирно лежал на боку:
– Жмурик?
Я пнул его в бок. Он не двигался, но я заметил, что его грудь вздымается.
– Скоро очнется, - ответил я.
Мы быстро пошли по улице. Рыцари, которых я видел раньше, исчезли, но когда мы приблизились к рынку и повернули направо вверх, к собору, их вымпелы снова появились в поле зрения, дрожа на ветру над головами толпы. Их уже было пятьдесят, а, может, и семьдесят, и люди все прибывали. Перед ними на другой стороне площади, перед собором, бесновалась орда англичан, так много, что я не мог сосчитать их; все вопили в один голос.