Верный муж (сборник)
Шрифт:
И все же все это было! Было. А значит, все было не зря. Наверное, так. По крайней мере, если так думать, то все не так страшно, даже уходить из этого мира.
Грустно одно – мы так долго держались, а напоследок…
Впрочем, это и правильно – ты не та, и я не тот. Грустно видеть свою молодость в таком вот «исполнении». Грустно и не нужно. В конце концов, мы же не супруги, встречающие совместную старость, когда дозволено все – храпы
Может быть, эта твоя мудрость, приказ исчезнуть из твоей жизни, исчезнуть навсегда, и есть самое правильное решение.
Расстаться вовремя, не смотреть друг на друга – дряхлых и немощных. А остаться в памяти все-таки другими. Почти живыми и не совсем древними.
Что, собственно, и получилось – ты осталась там. Все еще прекрасной, почти здоровой и почти молодой. Твой последний сценарий был справедлив – за что тебе и спасибо.
Вот, поговорил с тобой, старый дурак, и, представь, полегчало. Легчает всегда, когда наконец осознаешь, признаешь и понимаешь, что уже ничего не исправить.
Спасибо тебе за науку. Ты, как всегда, умнее и жестче меня. Женщина – и этим все сказано. Признаю. Признаю и признаюсь. Тебе и себе – что важнее. Писать больше не буду – глупо. Да и сил почти нет.
Всем – до свиданья! Все было не так плохо, оказывается!
Г.
Все было не так плохо – оказывается.
Она заметалась по комнате, пораженная одной мыслью – бедный! Какой же он бедный! Как он страдал! Он – страдал. А она проживала почти тихую, почти спокойную и почти счастливую жизнь. Хотя почему – почти? Тихую, спокойную и счастливую. Муж от всего ее оградил, от всего укрыл – от проблем всякого свойства, от страданий, от правды. От страшной правды, с которой он проживал свою жизнь! Оберегал. И она так и жила – в теплом коконе, не особенно задумываясь – благополучная женщина, которой, в принципе, прилично повезло с личной жизнью.
И проблемы ее показались ей такими мелкими, даже мелочными, такими скудными, незначительными, что и вспоминать нечего. Операция по поводу камней желчного пузыря, нижний правый зубной мост, ранняя седина, изжога после кислого и жареного. Набор веса после сорока, отеки ног после длительного хождения. Тревожный сон. Все по возрасту, как говорится.
Маму похоронила в почтенном возрасте, подруги все живы и даже почти здоровы. Дочка благополучна и тоже здорова. Квартира, дача, пенсия. В шкафу две шубы и полно нарядов, которые уже некуда носить.
Из-за чего она в жизни переживала? Из-за дочкиных троек по математике? Из-за грубости кассирши в гастрономе? Из-за того, что понравившаяся блузка была
А он в это время… Господи, что же творилось с ним! Страшно представить…
И эта дама… И на нее сейчас злости почему-то не было. Вот чудеса! Соперница ведь, главная любовь его жизни! А по сути – несчастнейшая из женщин. Только пожалеть, только пожалеть. Сколько ей было дано, а что из всего этого вышло! Прозябание в провинции, скудный быт, случайные мужчины, отсутствие семьи и ребенка. И ни разу – ни разу! – она не влезла в ее, Надину, жизнь! Ни разу не потревожила! А ведь могла бы! На какое коварство способны женщины, она, Надя, прекрасно понимала.
Ну, держалась за чужого мужа – из-за страха и одиночества. Ну, брала от него деньги – как от друга или близкого родственника. А досталось ей – врагу не пожелаешь! За что ее ненавидеть?
Ей вспомнились его слова: «Моя жена великодушная и хорошая женщина».
Ну наверное, так и есть – раз ни злобы, ни ненависти. А разве это плохо?
Хватит, сожрала себе полпеченки в самом начале нежданного «откровения».
Хватит, Надя! Давай-ка, милая, жить дальше. Ну уж как есть, со всеми этими «бебехами», как говорит Мара.
Только обязательно снотворное на ночь! Без этого сейчас никак, как ни крути и ни уговаривай себя!
Жила. А куда денешься? Утром надевала шубу и моталась по городу. То в Кусково съездила, то на ВВЦ. Снег мел каждый день, город стоял в предпраздничных пробках и стонал, как тяжелобольной.
А у нее метро и никакие пробки не страшны! Однажды провела в Третьяковке весь день, и это было таким счастьем! Два дня подряд ездила в сад Эрмитаж. Какая красота! Жаль, что на лавочке посидеть нельзя – сыро и холодно. Пару раз съездила на Тверскую. В кафе и магазины заходить было неловко – понимала, такие цены не для пенсионеров. А вот в книжном зависла на пару часов – и это тоже было счастьем.
А потом еще зашла в «Му-му» и съела тарелку вкуснейшего горячего борща и три пирожка с мясом.
Приезжала домой без сил, с гудящими ногами и ноющей спиной, и все равно, так было легче – на «думки» совсем не оставалось сил.
Она в изнеможении падала в кровать и засыпала под телевизор. А телевизор определенно лучше снотворного. И уж точно – безопасней.
Названивала Лиза и удивлялась:
– Где ты шляешься?
Надя сбивчиво рассказывала ей про проведенный день, и подруга удивлялась:
– В Кусково? А что меня не взяла? В ГУМ? А почему не со мной? Ты же знаешь, что я тут как забытая старая рухлядь. Никому до меня нет дела! Ни внучке, ни Генке, ни этой чертовой Маргаритке!