Верона. Часть III
Шрифт:
– А что будет, если Анька ему позвонит через три дня? – Софа упирает руки в бока.
– Будет с ней обращаться как с куском дерьма. Не поймет сразу – обматерит и прогонит.
– Анька вляпалась! Представляю, что будет завтра!
– Неужели мы ничего не можем сделать? – в глазах Вероны страх.
– Пока он с ней – нет, – я нюхаю свой джемпер. – Ладно, погремушки, я в душ. А вы успокойтесь. Пока мы на скамейке запасных. Солирует Оборотень. Ваша задача затащить ее в четверг в самолет, – смотрю на Софию. – Ты готова?
– Да
Вера
– Расслабься, детка. При мне он борзеть не будет, – шепчет мне Руссо, когда мы спускаемся по лестнице. – Старайся одна с ним в комнате не оставаться.
Меня трясет от этого Оборотня. Не зря я дала ему кличку Исчадие Ада.
Заходим на кухню. Анна достает пивные кружки. Оборотень здоровается за руку с Руссо. Спрашивает, не посрамил ли он мужскую честь, выполнил ли супружеский долг, а когда я сворачиваю к холодильнику, преграждает мне путь.
– Что это?
Оборотень тянется к моей шее – я отмахиваюсь, но он тут же тянет другую руку и, еле касаясь, проводит по ключице.
– Засосы? Вы что, школьники?
Он разражается диким смехом, открывает бутылку пива, протягивает ее Руссо, открывает вторую и делает большой глоток.
– Руссо, ты мужлан! Она же хрупкая, как Дюймовочка. С ней надо нежно.
– Неплохое пивко, – Руссо вытирает пену со рта. – Где надыбал?
– Один клиент-толстосум заценил новую татуху и притащил в салон два ящика немецкого.
Спрашивать Руссо, голодный ли он, – напрасная трата времени – он всегда голодный. Поэтому после осмотра холодильника, в котором было шаром покати, я встаю у плиты и колдую над теми продуктами, что нашла в шкафах. Да, Софа не преувеличила, Оборотень уплел все.
Разморозила и обмазала соусом две курицы и отправила в духовку. Включила таймер и принялась за гарнир. Куда бы я ни шла, чтобы ни делала, глаза Оборотня пристально за мной следят. После рассказа Руссо я понимаю, что в ближайшие часы в коттедже разразится катастрофа. Если мы вмешаемся сейчас, а Оборотень собирается ее бросить, Анна скажет, что это мы его вынудили, поэтому я решаю сделать вид, что ничего не происходит.
Анна предлагает свою помощь, я прошу сделать салат. Она посматривает на Исчадие Ада, но тот либо говорит с Руссо, либо смотрит на меня.
– Оборотень сделал мне вчера татушку, – говорит она и спускает футболку с плеча.
Это одуванчик. С пушистого шара летят парашютики и превращаются в птиц. Надо признать тату красивая, изящная и нежная.
– Тебе нравится?
– Очень. А почему одуванчик?
– Так меня называет Оборотень.
– Вот как? – я украдкой бросаю на него взгляд, но моя персона у него под пристальным вниманием. Скрытый маневр не удался – я разоблачена.
Он подмигивает и улыбается так, словно мы давнишние друзья.
– А еще я сделала интимный пирсинг, – шепчет мне подруга. – На клиторе.
– Боже мой! Анна! – я краснею. – Зачем такие подробности? Достаточно было сказать интимный.
Софа закатывает глаза – видимо, с ней Анна уже поделилась этой «потрясающей» новостью.
– Чтобы добить тебя окончательно, скажу еще одну новость: я вставила клыки! – смеется Анна.
Руссо замирает, смотрит на мою реакцию. Я понимаю, что он не хочет, чтобы я ее осуждала, но сделать это невероятно трудно. Слава богу, Софа приходит на помощь.
– Интересно, что на это скажут твои преподаватели.
– Они съемные, – хохочет Анна, демонстрирует клыки – вид беззаботный.
– Клыки мне не нравятся, – осторожно говорю я. – Мне кажется, это не твое. А с тату так вообще в разных темах. Но мне нравится, что ты вся светишься и что это доставило тебе огромное удовольствие.
Опять Анна живет не своей жизнью. Сначала она подстраивалась под Габриеля и стала готом, теперь окунулась в вампирскую тему. Когда же она задумается над тем, что нужно ей самой?
***
Во вторник утром Руссо подвез меня к академии на такси. В дороге мы еще раз обсудили мою готовность учиться фешен-дизайну. Оказывается, Руссо уже звонил в школу и записал меня в группу. Учеба начиналась в середине февраля. Мы решили, что до этого момента я буду заниматься живописью и подготовкой к собеседованию, которое, по его словам, приравнивалось к вступительному экзамену. Претендент на обучение должен представить свои эскизы, концепт коллекции, то есть показать, что у него есть к этому талант и тяга.
– На какие курсы ты меня записал? Там есть годовые и полугодовые.
– Детка, год без тебя я не выдержу, – почти угрожающе произнес Руссо и тут же отвел взгляд на экран телефона.
Выхожу из машины, он придерживает дверь, давая понять, что ждет ответа.
– Оплачивай полугодовые курсы. Но институт я пока не брошу. Сначала нужно поступить в школу и отучиться хотя бы месяц. Вдруг я переоцениваю свои возможности.
Руссо недовольно кривится. Ему не нравятся мои сомнения.
О том, что я вышла замуж за сына декана, не знали только дворники. Это я поняла, как только вошла в вестибюль. Завистливые и косые взгляды, фырканья, шушуканья за спиной – я получила полный набор!
На меня смотрели как на ведьму, что колдовскими заговорами приворожила наивного, несмышленого парня и заставила на себе жениться. Сложилось впечатление, что я перебежала дорожку всей женской части студенческого сообщества, хотя точно знаю, что Руссо академию не жаловал даже редкими посещениями.
Хотела проведать группу, но после такого «теплого» приема решила сразу идти к свекрови. Мысленно настроившись на подробное изложение своей точки зрения, я шагнула в приемную деканата, которая, на мое удивление, оказалась пустой. Постучала и быстро нырнула в кабинет. Ох! Лучше бы я дождалась разрешения!