Версаль. Мечта короля
Шрифт:
– С прискорбием сообщаю о кончине придворного врача его величества, доктора Массона. Как мне сказали, он умер от желудочной болезни.
– Тогда мы должны незамедлительно назначить нового придворного врача, – не поднимая головы, сказал Кольбер.
– Его величество уже сам выбрал замену Массону.
– Да? – Кольбер удивленно вскинул голову. – Значит, король уже поправился?
– Пока еще нет.
Кольбер ожидал услышать более обстоятельный рассказ о состоянии здоровья короля, однако Фабьен молчал. Тогда главный контролер финансов снова углубился
– Как обстоят дела с вашими бумагами, подтверждающими титулы? – спросил Фабьен.
– С моими? – переспросил Кольбер, посчитав, что вопрос адресован ему. – По правде говоря, свои я еще и не подавал.
– А бумаги этих людей? – Фабьен постучал по аккуратной стопке. – С ними все в порядке?
– Да. Бовильер. Пуату. Де Клермон. За вечер человек двадцать проверю.
– Здесь и бумаги мадам де Клермон? Позвольте взглянуть?
Кольбер протянул ему листы:
– Я совсем запамятовал: ведь вы же знакомы. Кстати, ее дворянский титул насчитывает несколько поколений. Поданные ею документы это подтверждают. Должен сказать, я вполне удовлетворен.
Фабьен просмотрел бумаги, подробно задержавшись на одном листе, затем положил на стол:
– Спасибо.
Он хотел было уйти, но какое-то неясное подозрение заставило его снова обратиться к бумагам Беатрисы:
– Вы мне позволите еще раз посмотреть ее грамоту?
Кольбер молча кивнул. Фабьен взял лист.
– Думаю, и у вас отлегло от сердца, – сказал ему Кольбер.
– Бумага отменного качества. Зернистость почти не видна.
Чем пристальнее Фабьен вглядывался в смутивший его лист, тем сильнее щурился и тем тяжелее становилось у него на сердце. Пользуясь тем, что Кольбер погружен в чтение, он унес лист с собой.
Вернувшись к себе, Фабьен поспешил к столу, где был развернут большой свиток. На одной стороне тянулся длинный список имен. На другой была нарисована карта Франции, помеченная красными точками, большое число которых располагалось в Париже и вокруг него.
Услышав, что Фабьен вернулся, из боковой комнаты вышла Лорена.
– Сегодня я видела, как герцог Кассельский говорил с несколькими придворными. Среди них была и мадам де Клермон.
– Кто еще? – хмуро спросил Фабьен.
– Пуатье. Анжу.
– С тех пор как двор известили о состоянии здоровья короля, число подобных разговоров заметно возросло. Говоришь, Анжу и Пуатье шептались с герцогом Кассельским?
– Да. И мадам де Клермон тоже.
Фабьен вяло кивнул. Ему хотелось отмести замечание Лорены, отмести собственные подозрения и сосредоточиться на предателях, в чьей виновности он не сомневался. Взяв карандаш, он прочертил длинные линии, соединив красные точки на карте.
– Я и в конюшне проверила, – сказала Лорена. – И Анжу, и Пуатье собираются ехать в Париж.
– Не только они, – пробормотал Фабьен, снова всматриваясь в лист из бумаг Беатрисы. – Вот что, Лорена. Неделю назад я отправил своего человека в По. Если он вернется в мое отсутствие, все, что он привезет, запри под замок.
– В ваше отсутствие?
– В Париж, – лаконично ответил Фабьен, хватая со стула плащ.
В церкви было тихо и сумрачно. Казалось, даже тени на полу смягчили свои очертания, уважая чувства придворных, которые пришли сюда помолиться о здоровье короля. Войдя, Генриетта и Софи перекрестились, после чего устремились в проход. Генриетта села ближе к алтарю. Софи, отыскав глазами мать, уселась рядом.
– Мама, я так по тебе соскучилась, – шепотом призналась Софи.
Беатриса, чьи руки были молитвенно сложены, подняла голову:
– Ты уже не маленькая, чтобы скучать по матери. А лучший способ меня порадовать – это не вызывать нареканий у своей госпожи.
– Конечно. Но я как-то привыкла говорить с тобой… Кстати, я сегодня зашла к тебе за своим шарфом. Смотрю, а там у тебя прибирается горничная.
Ладони Беатрисы мгновенно разомкнулись.
– Горничная?
– Да. Я застала ее возле твоего стола. Она нашла какие-то бумаги на полу и не знала, куда их положить. Я посоветовала оставить их на столе. Ты сама решишь.
Беатриса вновь сложила руки.
– Конечно. А как ее зовут? Я хочу поблагодарить ее за усердие.
– Имени я не спросила.
– Надеюсь, лицо ее ты запомнила. Обязательно мне покажешь. Сама знаешь: добросовестные слуги – на вес золота.
– Лицо я запомнила. – Софи огляделась по сторонам. – Почему в церкви так мало придворных? Обычно по утрам здесь бывают почти все.
Беатриса смотрела прямо перед собой.
– Мама, ты меня слышишь?
– А ты разве не помнишь? – с легким оттенком раздражения спросила Беатриса. – Придворные упражняются. Король приказал нам разучить новый танец. Тсс! Хватит болтать!
Софи тоже сложила руки, пытаясь вызвать у себя молитвенное состояние. Однако ее взгляд упал на ноги, и она стала тихо двигать ступнями, вспоминая танцевальные па.
Никто и никогда еще не обращался с Шевалье столь возмутительным образом. Его швырнули на пол кабинета Маршаля, где он, пролетев несколько метров, больно ударился головой о ножку стола. Шевалье попытался встать, но стражи надавили ему на плечи, дав понять, что с колен он не поднимется. Щеки и лоб сердечного друга Филиппа покрывали синяки и кровоточащие ссадины. Лицо Шевалье представляло собой маску, где сплавились гнев и полное недоумение.
– Как все это понимать? – сердито спросил он у сидевшего за столом Фабьена.
– А так, что вас захватили в Париже, на сборище предателей, и по моему приказу доставили обратно в Версаль, – ответил Фабьен.
Гвардейцы, стоявшие по обе стороны от Шевалье, выразительно опустили руки на эфесы мечей.
– Герцог Орлеанский прикажет отрубить вам голову! – зло бросил Шевалье. – И когда ваша голова окажется на плахе, знаете, какие слова он вам скажет?
Фабьен встал из-за стола, подошел к Шевалье и пнул его в грудь. Тот снова оказался на полу.