Вершина
Шрифт:
Гомер отмахнулся, но было видно, что ему приятны слова друга.
– Визит мой как раз и связан с твоей поэмой, – продолжил Ахиллес.
– Как именно?
– Хотел я обсудить с тобой отдельные её моменты.
– Какие, например?
– В самом начале ты написал, если это верно мне прочитали:
«На день десятый Ахиллес созвал народ, по напущенью Геры.
Богини белокурой, что скорбию терзалась по гибнущим данайцам.
Когда ж собранье стало начинаться, явился и он сам,
герой наш, Ахиллес, ногами семенящий.»
– Всё верно, так я и написал, – сказал Гомер. Сама супруга Зевса направляла тебя.
– Так оно и было, я не возражаю, – сказал Ахиллес, – но ногами семенящий, это повторяется потом сотню раз в поэме.
– Это так, ты прав. Но такова твоя походка, Ахиллес, ты быстро передвигаешь ногами, ходишь быстрыми мелкими шажками, семенишь. Все, кто знают тебя, отмечают это, и моё дело, как поэта, описать каждого героя поэмы, отметив его отличительные черты и характеристики.
– Но, Гомер, друг мой, ты же – великий поэт, а Илиада – монументальное произведение, которым будут восхищаться тысячи поколений наших потомков! И ты пишешь – ногами быстро семенящий! Разве это поэтично?
– Да, ты прав, – задумался Гомер. А если так:
«В десятый день созвал всех Ахиллес на сбор,
ему внушила это Гера.
Богиня белокурая страдала, от гибели данайцев.
Когда народ уже собрался,
то перед ним герой наш, быстроногий Ахиллес,
мгновенно показался.»
– Быстроногий Ахиллес, – смакуя произнес гость. – Видишь, ты же можешь, когда захочешь? Ты, действительно, велик! Смысл тот же, а как звучит. Быстроногий!
– Ну вот мы и разрешили нашу небольшую проблему, – сказал Гомер, довольный, что угодил другу.
– Да, спасибо тебе, Гомер, только вот есть ещё один момент.
– Какой момент? – нахмурился поэт.
«Он в гневе меч свой обнажил,
и тотчас же Атрида бы убил.
Но много было их вокруг, не победить,
был вынужден себя он усмирить.»
– А здесь, что не так? Разве ты его убил? – изумился поэт.
– Да, ты прав, так и было, – начал успокаивать Гомера Ахиллес. – Но выглядит это, как будто я, Ахиллес, равный богам, испугался обычных людей.
– И что ты предлагаешь?
– Перепиши эти строки, Гомер. Ты же сам говорил, что мною управляли боги: Гера, Афина.
Гомер задумался, а потом прочитал:
«Он только меч огромный обнажил, чтобы убить Атрида,
явилась перед ним сама Афина, чтобы разум усмирить Пелида.»
– Так подойдёт? – спросил поэт.
– Так гораздо лучше, – согласился Ахиллес, – получается это не я испугался Агамемнона, а сами боги спасли его от моего праведного гнева.
Гомер тем временем закончил исправления:
«Ответил быстроногий Ахиллес богине,
как каждый день, как ныне,
я должен Гере и тебе внимать,
богинь великих волю исполнять.
Послушен я богам и гнев свой подавляю,
покорно меч свой острый опускаю.»
– Теперь, ты, наконец, доволен? – спросил Гомер Ахиллеса, беря в руки чашу с вином.
– Конечно! О чем говорить? Давай выпьем ещё вина, – ответил обрадовавшийся Ахиллес, подливая поэту. Но вот про дочь Брисея.
– Что ещё про Бресеиду? – Гомер остановился на глотке и отставил вино в сторону.
– Ты написал:
«Возрадуйтесь завистники мои, и вознесите славу Зевсу.
Но виноват во всем Атрид, не бойтесь, ближе подойдите.
Он вас прислал за Брисеидой к Ахиллесу.
Патрокл деву вам отдаст, вы с нею прочь тотчас уйдите.»
– А здесь то, что не так? – взволновано спросил друга Гомер.
– Получается как-то нехорошо. Не находишь? Агамемнон захотел забрать мою деву и забрал, без моего сопротивления. Я сам её отдал ему.
– Но так и было! – горячо воскликнул поэт. Разве нет?
– Конечно, так и было, – начал успокаивать друга Ахиллес. – Не драться же нам между собой из-за добычи! К тому же, сама она была так себе, вся ценность только в том, что дочь жреца.
– Раз так и было, что же ты тогда хочешь?
– Ты бы мог это как-то по-другому описать.
– Как, например? – Гомер недовольно посмотрел на Ахиллеса.
– Например, они выкрали её тайком, пока меня не было, – Ахиллес почесал зачаток лысины на своей голове.
– Нет! – жестко ответил поэт.
– Но, Гомер?
– Я сказал, нет! Это – важный эпизод поэмы, и я не пойду против своей совести. Не буду писать то, чего не было, и очернять Агамемнона воровством.
– Эх, – вздохнул разочарованный Ахиллес и отхлебнул вина. – Но напиши хотя бы, что я был в гневе, что ли?
– А вот это можно:
«У кораблей Ахиллес быстроногий лежал, о Брисеиде горевал,
он в гневе был и вспоминал, как стены Фив и Лирнесс разрушал,