Версия про запас [Дело с двойным дном]
Шрифт:
Казя, писаная красавица, полная обаяния и, возможно, чувственности, несколько минут молчала.
— Я не рассказала об этом поручику, потому что думала, что он мне не поверит, — произнесла она наконец. — Или бы он меня не понял. Никто меня не видел, кроме вас. Да, я там была, но к тётке не заходила, даже не заглядывала на третий этаж.
— А куда же вы заглядывали?
Девушка вздохнула.
— Я поехала прямо на чердак. Что ж, придётся признаться. У меня там тайник, я его обнаружила, когда кота хотели отравить… Вы знаете эту историю?
— Знаю.
— Ну вот, я там прятала разные вещи, свои личные. Возвращаясь из школы, я всегда могла сначала проехать на чердак, а уж потом спуститься на третий этаж, и наоборот, прямо с чердака съехать вниз… Наверное, вам будет трудно меня понять…
— Думаю, нетрудно. Мне уже многое известно.
— О моей жизни в том доме?
— Именно, о вашей жизни в том доме.
— Ну тогда вы, наверное, сможете мне поверить. Я там прятала все, что не вмещалось в мою сумку, а позднее вообще все, потому что тётка проверяла мои вещи. Краски, альбомы, рисунки… Деньги, которые в последнем классе начала зарабатывать, тётка бы у меня все отняла. А ещё блокнот с разными заметками, что-то вроде дневника. Я не забрала всего этого сразу, когда переезжала, потому что переезд происходил в условиях… ну, можно сказать, военных. Все это, конечно, старьё и вообще пустяки, но мне очень хотелось его сохранить. Только деньги я забрала раньше, прочее же оставила… Как бы вам сказать?… Для меня эти вещи были как сувениры, мои собственные, у меня так мало было своего в жизни. Ну вот и решила их забрать, и надо же было так случиться, что пошла за ними как раз в тот день.
— А зачем вы переодевались?
— Ах, так это вы?… Вы были на чердаке?
— Да.
— Я знала, что там кто-то есть, и сбежала на всякий случай, ведь это могла быть тётка. Такое трудно понять нормальному человеку. Тётки я боялась до ужаса. Она была жутко пронырливой, глаза на затылке. Я была уверена, что она догадается о тайнике, отберёт у меня все, да мало ли что ещё она могла сделать. Я страшно боялась, что она придёт сюда; ведь наверняка знала адрес, хоть я и скрывала, где живу. И переоделась для того, чтобы потом можно было отпереться. Раньше я никогда в брюках не ходила, у меня их попросту не было. Идиотизм, наверное, но это правда. К тётке я не зашла по той же причине, пусть вообще не знает, что я там была и взяла какие-то вещи, чтоб хотя бы раз в жизни не сунула нос в мои дела. Я спустилась на пятый этаж — тамошние жильцы целый день на работе, — переоделась, сняла брюки, сменила куртку…
— И держали одежду под мышкой…
— Да, она была свёрнута. Внизу встретила вас, но я вас никогда прежде не видела и понятия не имела, что вы меня узнаете…
Я поверила ей. Её объяснение ни в коей мере не противоречило тому, что я видела на чердаке. Говорила она без запинок и словно испытывая облегчение оттого, что наконец может хоть с кем-то поделиться, и в то же время как-то равнодушно, как рассказывает человек, которому все равно, поверят ему или нет. Она вообще казалась поглощённой чем-то иным, какими-то проблемами, по сравнению с которыми убийство — событие незначительное. Я понимала Геню: я выглядела более подозрительной, чем она.
— Мне придётся сказать, что я видела вас там, — предупредила я. — Если все раскроется, то нам могут пришить сговор, а я у них и так не на хорошем счёту.
— Рассказывайте, я не против, я сама им все объясню. Можно даже позвонить поручику, который тут был, и дополнить показания. У него есть телефон?
Я дала ей телефон Гени и почувствовала облегчение. Казя показала мне снимки, я сама попросила её из любопытства. Снова Геня был прав: она с волнением раскрыла альбомы, а когда вглядывалась в изображения родителей, лицо её светлело на глазах. Сказала, что хочет увеличить снимки и поставить на видном месте или повесить на стене, чтобы все время смотреть на них и чувствовать себя человеком, а не подкидышем, найдёнышем, побирушкой, отбросом рода человеческого. Похоже, тётка её крепко достала…
Зазвонил телефон. Казя подняла трубку, выражение её лица не изменилось, но на щеках определённо выступил румянец. Я готова была держать пари, что звонит парень.
— А, это ты… — сказала Казя. — Да, конечно, буду дома. Нет, не успею. Хорошо…
С несколько рассеянным видом она положила трубку. Я более не сомневалась в том, что на всем белом свете для неё важен только этот звонок, а все остальное практически безразлично. Я готова была голову дать на отсечение, что ей глубоко плевать на все преступления вместе взятые и ни одного из них она не совершала. Обычное дело, девушка влюбилась, было бы странно, если бы дело обстояло иначе. У парней тоже глаза есть, и уж такой красавицей они пренебрегать не станут.
Я ушла, предоставив ей возможность спокойно подготовиться к приёму гостя. Напомнила только, чтобы позвонила Гене…
Бойкая Владухна, приятельница Райчика, знала намного больше, чем можно было заключить из её официальных показаний. Януш старательно обходил молчанием те способы, с помощью которых склонил её к откровенности. Подозреваю, что успех ему принесли недюжинное личное обаяние и пол-литра ликёра, напиток, к которому Владухна, судя по её внешности, питала слабость. Опуская некоторые детали, Януш взамен пересказал мне все, что наговорила Владухна, в виде законченной истории, а не отдельными бессвязными кусками, коими информация выдавалась на самом деле. Видно, с каждой рюмкой у дамочки прибывало красноречия. Главной темой, разумеется, был Райчик.
Дядя-каменщик, оказавшийся в конце концов вовсе не дядей, а седьмой водой на киселе, был неуживчивым и зловредным обормотом. О тайниках он болтал непрерывно, так что всех уже тошнило, но на вопросы о их местонахождении отвечал ехидным смехом. Видимо, Райчик кое-что нашёл в архивах, дядя иногда все-таки проговаривался и упоминал названия улиц, однако услуги он оказывал не только прадедушке, но и другим людям. Дважды Райчик находил клад, один раз настоящий, а второй — так, барахло, в основном бумаги. Какой-то научный трактат, кажется исторический или что-то в этом роде, да кому он нужен?!… Помощника Владухна тоже знала, ну почти знала, слышала о нем, а видела всего раза два, потому что оба своё знакомство скрывали, но ей известно, что его зовут Доминик. Одна бабёнка за ним бегала, и однажды случился скандал, откуда Владухна и узнала его имя.
О скандале она поведала в подробностях и с особым удовольствием. Раз приходит эта бабёнка к Райчику, хахаля своего искала, Доминика то есть, пристала как банный лист, где он, да когда придёт, да куда ушёл. Райчик её выгнал, разозлился сильно, твердил, что никакого Доминика знать не знает, а потом этот Доминик и в самом деле пришёл, с чёрного хода пробрался, никто его не заметил, но бабёнка его углядела, потому что она вовсе не пошла прочь, а затаилась и наблюдала. Уж она так вопить принялась, что хоть святых выноси, но он в два счета заставил её умолкнуть и через чёрный ход выпроводил. Тощая Генька, так вроде бы её кликали. Владухна с такими людьми не водилась, но случайно услышала её прозвище, и точно, оно очень ей подходило: сама кожа да кости, а голова как огненный шар. Доминик ей, похоже, много чего выболтал. Райчика чуть удар не хватил. С тех пор уж времени порядком прошло, почти два года…
Услышав про Геньку, Януш насторожился. Меня всегда поражала его профессиональная память, как у игрока в бридж, только ещё лучше. О худой и рыжей девице толковали в следственной бригаде полтора года тому назад. Тиран тогда потерпел сокрушительное поражение. Был обнаружен труп женщины в парке неподалёку от Черняховского озера, убита ударом по голове, удар нанесён тупым предметом, предмет не найден, преступник не установлен. Подозрения в первую очередь пали на её любовника, но тот во время убийства находился на крестинах в Млаве, в чем сомневаться не приходилось. Он был крёстным отцом и держал младенца на руках, ксёндз подтвердил, что видел его собственными глазами, мало того, сержант млавской полиции, родственник счастливых родителей, весь праздник просидел рядом с ним. Такое алиби не оспоришь. А кроме любовника подозреваемых не было, точнее, их было чересчур много — все черняховское хулиганьё и бесчисленные клиенты из разных мест. Женщину звали Генрика Позяг, и рыжей она была от природы…