Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция
Шрифт:
Что это был за звук?
Тело его покрылось испариной, страх сдавил грудь.
Снова он попытался ускорить шаг, но споткнулся и упал. Шепот погони смолк. Дюпо лежал тихо, вслушиваясь. Ничего. Что за черт! Тишина пугала не меньше, чем звук. Медленно он поднялся на ноги, и тотчас звук появился снова — с боков и сзади. Испытывая ужас, Дюпо кинулся вперед, спотыкаясь, проламываясь сквозь заросли, иногда теряя тропу, иногда снова попадая на нее.
Где же эта проклятая дорога, на которой он спрятал велосипед?
Область охватывающего его шума переместилась уже вперед. Шум был кругом и становился все ближе. Тяжело дыша и спотыкаясь, Дюпо пытался нащупать фонарь в рюкзаке. Почему он не взял с собой оружие? Хотя бы автоматическое? Небольшой пистолет, как у Тимены? Черт! Что это за шум? Хватит ли у него смелости включить фонарик, который он наконец нашел, и описать лучом круг. Он не мог взять с собой пистолет! Нет! Его легенда любителя птиц не позволяла этого! Ноги налились свинцом, он хватал ртом воздух.
Дорога была уже у него под ногами, когда он наконец понял это. Дюпо резко остановился, пытаясь сориентироваться в темноте. Сошел ли он с тропы только что? Он не думал, что находится далеко от места, где спрятан велосипед. Оно где-то поблизости. Может, все-таки включить фонарик? Шелест-свист окружил его. Велосипед должен быть справа. Должен быть. Он на ощупь двинулся в более густую среди других тень, споткнулся и упал на раму велосипеда.
Ругаясь, Дюпо вскочил на ноги, поднял велосипед и оперся на него. Сейчас он видел дорогу лучше: светлая полоса в темноте. Неожиданно он подумал, как приятно будет оседлать велосипед и отправиться назад, к вагончику и Тимене. Но свист становился громче и все теснее охватывал его. Черт с ним! Схватив фонарик, он нажал на кнопку. Луч света выхватил из темноты трех молодых женщин, одетых так же, как амазонки на ферме, но их носы и глаза были скрыты за темными блестящими масками, похожими на маски для подводного плавания. У каждой из них в руках был продолговатый предмет с раздвоенным, как у бича, концом. Сначала это навело на мысль о странной антенной системе, но раздвоенные концы были угрожающе направлены прямо на него.
Глава 9
«Иногда я осознаю, что имя мое неважно. Сочетание звуков могло быть иным, но это все равно был бы я. Имена не важны. Хорошая мысль. Именно так говорили мать семьи и мои первые учителя. Имя, используемое мной, — случайность. Мне могли дать другое имя, если бы я был рожден в семье Внешних со всем их индивидуализмом. Их сознание — не мое сознание; их временная линия — не моя. Мы, дети Муравейника, когда-нибудь распрощаемся с именами. Слова Праматери передают глубокий смысл этого. Наше совершенное общество не может себе позволить индивидуальные имена. Одни метки, в лучшем случае, — не имена. Они полезны только в преходящем смысле. Возможно, в различные периоды жизни у нас будут разные метки. Или номера. Номера ближе по смыслу намерению, выраженному Праматерью столь удачно».
Было 2.40 ночи, и вот уже почти десять минут Кловис наблюдала, как Эдди ходит взад-вперед по маленькой гостиной ее квартиры. Телефон пробудил их ото сна, и Эдди поднял трубку. Он открыто пришел к ней в квартиру. Агентство, в общем-то, не имело ничего против. Определенные сексуальные шалости от своих людей даже ожидались и ценились, если эти отношения оставались в определенных рамках. Ничего глубокого, просто здоровые, энергичные телесные наслаждения.
Повесив трубку, Эдди сказал только:
— Звонил ДТ. Мерривейл просил его позвонить. Они потеряли контакт с Карлосом и Тименой.
— О Боже!
Она встала с постели и запахнулась в халат. Эдди пошел прямо в гостиную.
— Мне следовало ответить на звонок, — сказала она, надеясь вывести его из задумчивости.
— Почему? ДТ искал меня.
— Здесь?
— Да.
— Откуда он узнал, что ты здесь?
— Он позвонил ко мне, там никто не ответил.
— Эдди, мне это не нравится.
— Чушь!
— Эдди, что ещё сказал ДТ?
Он остановился перед ней и посмотрел вниз на ее ноги, которые она поджала, плюхнувшись в кресло.
— Он сказал, что нам предстоит сыграть брата и сестру еще раз. Ник Мэрли будет нашим дедом, и мы проведем прекрасно отпуск в Орегоне!
Глава 10
«Фэнси обнаруживает явные признаки неудовольствия своей жизнью в Муравейнике. Может быть, она привыкла к жизни Снаружи. Иногда это случается. Боюсь, она вновь попытается бежать. В этом случае, как мне кажется, лучше просто уничтожить ее, чем отправлять в Чан. Ее первенец, Салдо, оправдал все наши ожидания. Я не хочу, чтобы Муравейник терял бридинг-потенциал [102] . Плохо, что у нее так ладится с насекомыми. Следует наблюдать за ней вплоть до завершения этого фильма. Что бы ни случилось, мы не можем больше посылать ее во Внешний мир с поручениями, пока не убедимся в ее надежности. Возможно, следует возлагать на нее большую ответственность во внутренних делах при съемках фильмов. Может быть, она разделит мое видение фильма, и это излечит ее от нестабильности. Этот фильм так нужен нам. Начало нового этапа. С ним и с теми, которые преследуют, мы подготовили мир к нашему ответу на проблему выживания человека. Я знаю, что Фэнси разделяет схизматическую веру. Она верит, что насекомые нас переживут. Даже Праматерь этого боялась, но ее ответ в моей обработке следует развивать. Мы должны походить на тех, кому собираемся подражать».
102
Breeding (англ.) — способность биологических организмов рожать и выкармливать потомство.
— Это вас шокирует? — спросил Хеллстром.
Блондин среднего сложения, по внешнему виду не более тридцати четырех лет, таким было его описание, имеющееся в Агентстве. В нем ощущалось чувство внутреннего достоинства, целеустремленность, проявлявшаяся в цепкости его взгляда, если что-то или кто-то был ему интересен. Чувствовался в нем заряд внутренней энергии.
Хеллстром стоял в лаборатории напротив пленника, привязанного к пластиковому стулу. Лаборатория представляла собой смесь полированного металла, блестящих белых поверхностей, стекла и инструментов, освещенных молочным светом, идущим по всему периметру потолка.
Дюпо здесь пришел в сознание. Он не знал, сколько прошло времени, но в голове все еще был туман. Хеллстром стоял перед ним с двумя обнаженными женщинами по бокам. Дюпо понимал, что слишком много внимания обращает на женщин, другую пару амазонок, но ничего не мог с собой поделать.
— Вижу, шокирует, — сказал Хеллстром.
— Положим, так, — согласился Дюпо. — Я не привык видеть так много обнаженной женской плоти.
— Женской плоти, — сказал Хеллстром и щелкнул языком.
— Их не обижает то, как мы о них говорим? — спросил Дюпо.
— Они не понимают нас, — ответил Хеллстром. — Даже если бы и понимали, то не поняли бы ваш вопрос. Это типично для Внешних, но мне всегда такой подход казался странным.
Дюпо осторожно попытался проверить крепость веревок, привязывающих его к стулу. Он очнулся с головной болью, и она не проходила. За глазами пульсировала боль, и он не имел ни малейшего понятия, сколько прошло времени. Дюпо вспомнил, как начал говорить с тремя женщинами, освещенными его фонариком, затем умолк, увидев, что многие фигуры заполняли темноту вокруг него. Затем неразбериха и туман. Господи, голова у него до сих пор кружилась. Он вспомнил свой глупый и жалкий выкрик, вызванный страхом и внезапностью: