Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция
Шрифт:
Старая Правдовидица начала было шептать что-то на ухо Императору, но тот оттолкнул ее:
— Канли, вот как? У канли есть свои, и весьма строгие, правила!
— Пауль, прекрати это! — сказала Джессика.
— Милорд, — взмолился Гурни, — вы же обещали мне, что придет день и я отомщу Харконненам!
— Ты уже отомстил им сегодня, — возразил Пауль, чувствуя охватывающую его отрешенность. Он откинул капюшон, сбросил бурнус и передал его матери вместе с поясом и крисом; принялся расстегивать дистикомб. Вся Вселенная сошлась в фокусе на этой точке и этой минуте.
— Это излишне, Пауль, — сказал Джессика. — Есть и более простые способы…
Пауль стянул дистикомб, вытянул крис из ножен в руках матери.
— Знаю, — спокойно ответил он. — Яд, асассин… любое из добрых старых средств.
— Но вы обещали мне Харконнена! — прошипел Гурни, и Пауль увидел бешенство в глазах старика и то, как набух и натянулся шрам от чернильника. — Вы должны мне его, милорд.
— Разве ты пострадал от них больше, чем я? — спросил Пауль.
— Моя сестра, — прохрипел Гурни. — Годы, которые я провел в рабстве…
— Мой отец, — ответил Пауль. — Мои добрые друзья и соратники. Суфир Хават и Дункан Айдахо, годы в изгнании — без титула, без помощи… и еще: теперь это уже канли, и ты не хуже меня знаешь законы вендетты.
Плечи Халлека поникли.
— Милорд, если эта свинья… он же не более чем скотина, которую вы бы просто пнули ногой, прогоняя с дороги, и затем сменили бы оскверненную обувь… Считайте меня палачом, если иначе нельзя, позвольте мне сделать это — но только сами не…
— Муад'Дибу не нужно делать этого, — согласилась Чани.
Он взглянул на нее и увидел страх в ее глазах.
— Но герцог Пауль Атрейдес должен сделать это, — сказал он.
— Это же харконненская скотина! — прохрипел Гурни. Пауль мгновение колебался — не открыть ли ему, что и он тоже имеет Харконненов среди своих предков. Но наткнулся на жесткий взгляд матери и сказал только:
— Однако это существо, кем бы оно ни было, имеет внешность человека и, следовательно, достойно какого-то человеческого отношения.
Гурни скрипнул зубами:
— Если он хотя бы пальцем…
— Прошу тебя, держись в стороне, — сказал Пауль, взвесил крис на ладони и осторожно отодвинул Гурни с дороги.
— Гурни! — Джессика коснулась руки Халлека. — В таком настроении он похож на своего деда. Не мешай ему — это единственное, чем ты можешь ему помочь. (И подумала: Великая Мать! Какая ирония судьбы!)
Император изучал Фейд-Рауту: массивные плечи, крепкие мышцы… Повернулся к Паулю — по-юношески стройный, худощавый, гибкий, тело не такое — иссушенное, как у жителей Арракиса, но ребра хоть пересчитывай, бедра узкие, под кожей — ни капли жира, так что видно каждое движение мышц.
Джессика склонилась к Паулю и сказала — так, чтобы слышал он один:
— Одно слово, сын… Иногда Бене Гессерит особым образом обрабатывают опасных людей, внедряя в их подсознание кодовое слово при помощи обычных методов стимулирования-наказания. Чаще всего это слово — «урошнор». Если и этого готовили так же — а я почти уверена в этом, — то, стоит ему услышать это слово и его мускулатура расслабится, тогда…
— Не желаю никаких особых преимуществ над этим, — отрезал Пауль. — Дай мне пройти.
Гурни обратился к Джессике:
— Не пойму, зачем ему это? Уж не хочет ли, чтобы его убили и так сделаться мучеником и жертвой? Может, эти фрименские предрассудки вконец затуманили его разум?..
Джессика спрягала лицо в ладонях: она и сама не могла понять, почему Пауль так повел себя. Она чуяла витающую в воздухе смерть и догадывалась, что преображенный Пауль вполне способен и на такое… Все в ней поднялось на защиту сына, но сделать она ничего не могла.
— Так что, предрассудки все-таки? — настаивал Гурни.
— Молчи, — одернула его Джессика. — Молчи и молись.
Лица Императора коснулась мимолетная улыбка.
— Если Фейд-Раута… член моей свиты… согласен, — промолвил он, — я освобождаю его от всех и всяких ограничений и предоставляю ему самому решать, как поступать. — Он повел рукой в сторону федайкинов. — У кого-то из вашего сброда сейчас мой пояс и короткий меч. Если Фейд-Раута желает, он может сразиться с вами моим клинком…
— Желаю, — отозвался Фейд-Раута, и Пауль увидел на его лице нескрываемую злобную радость.
Он чересчур самоуверен. Это преимущество я могу принять…
— Подать меч Императора! — скомандовал Пауль. — Положите его на пол вон там… — Он показал ногой. — Отодвиньте весь этот императоров сброд к стене — дайте место Харконнену…
Замелькали одежды, зашуршали шаги, зазвучали негромкие команды и протестующие возгласы — федайкины бросились исполнять приказ. Гильдиеры остались стоять у аппаратуры связи — они хмурились в явной нерешительности.
Они привыкли смотреть в будущее, подумал Пауль. А в этом месте ив этом времени они слепы… как и я.
И он взглянул туда, где дули ветры времени, взглянул и увидел вихрь; и око этой бури, центр ее, было именно здесь и теперь. Все, даже самые крошечные возможности обхода были закрыты; здесь лежал, готовый родиться, джихад; здесь таилось сознание расы, которое некогда он ощущал как собственное ужасное предназначение. Здесь было довольно причин, чтобы призвать Квисатц Хадераха или Лисан аль-Гаиба или даже обратиться к половинчатым, колченогим планам Бене Гессерит… Человеческая раса осознала, что впала в спячку, увидела, что застой затянул ее, и стремилась теперь навстречу буре, зная, что она перетрясет и перемешает застоявшиеся гены и позволит выжить лишь сильным, родившимся от удачных комбинаций… В этот миг все человечество было словно единым организмом, охваченным почти сексуальным жаром — жаром, перед которым не могли бы устоять никакие преграды.