Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция
Шрифт:
— Отдохни в моем доме, дочь Отхейма, — отвечал Пауль обычным фрименским приветствием, — я рад тебе, как воде после дневного перехода.
Только легчайшее удовлетворение этим очевидным доверием отразилось на физиономии лицедела, выдавая его самоуверенность.
— Я принесла весть, — проговорила девушка.
— Вестник человека все равно что сам человек, — отвечал Пауль.
Скитале тихо вздохнул. Все пока шло хорошо, но наступал важный момент: Атрейдеса следовало подтолкнуть в нужную сторону. Свою фрименку-наложницу он должен потерять в таких обстоятельствах, когда винить в этом будет некого. Кроме себя самого, всесильного Муад'Диба. Следует заставить его сперва осознать собственное падение, а потом принять предложение тлейлаксу.
— Я дым, который разгоняет ночную дремоту, — сказал Скитале, воспользовавшись кодовой фразой федайкинов, означавшую: я несу плохие известия.
Пауль с трудом сохранял спокойствие, он казался себе нагим, душа его бродила в темноте, скрытой от всех видений. Этого лицедела укрывал могучий оракул. Только краешки этой — ситуации были ведомы Паулю. Он знал только, чего ему не следует делать. Лицедела нельзя было убивать. Это вело к будущему, которого следовало избегать любой ценой. Может быть, и в этой тьме отыщется тропинка, которая выведет его из кошмара.
— Говори свою весть, — произнес Пауль.
Баннерджи шагнул в сторону так, чтобы видеть лицо девушки. Она, казалось, впервые заметила рукоятку ножа под ладонью офицера безопасности.
— Невинный не верит во зло, — проговорила она, глядя на Баннерджи.
Ах-х, великолепная работа, — думал Пауль. Так сказала бы и настоящая Лихна. Острая жалость на миг пронзила его — к истинной дочери Отхейма, убитой и выброшенной в пески. Не время для подобных эмоций, — нахмурился он.
Баннерджи внимательно глядел на девушку.
— Мне было приказано тайно передать эту весть, — проговорила она.
— Почему? — резким голосом спросил Баннерджи.
— Так пожелал отец.
— Это мой друг, — отвечал Пауль. — Или я не фримен? Мой друг может слышать все, что предназначено для моих ушей.
Скитале в девичьем обличье подобрался. Обычай фрименов… или ловушка?
— Император вправе устанавливать собственные законы, — ответил он. — Вот моя весть: отец мой хочет, чтобы ты пришел к нему вместе с Чани.
— Зачем ему Чани?
— Она твоя женщина и сайядина. По законам наших племен, это водяное дело. Она должна подтвердить, что отец мой говорит по фрименскому обычаю.
Значит, в заговоре участвуют и фримены, — думал Пауль. Это соответствовало тем событиям, что скоро последуют. И у него не было выхода, оставалось только идти этим путем.
— О чем будет говорить твой отец? — спросил Пауль.
— О заговоре против тебя, о заговоре среди фрименов.
— Почему же он сам не принес сюда эту весть? — потребовал ответа Баннерджи.
Она глядела на Пауля.
— Он не может этого сделать. Заговорщики подозревают его. Он не дойдет до дворца.
— А он не мог поделиться подробностями с тобой? — спросил Баннерджи. — Иначе зачем еще рисковать собственной дочерью?
— Детали запечатлены в дистрансе, который откроется для одного Муад'Диба, — проговорила она. — Мне известно лишь это.
— Почему он не послал этот дистранс? — спросил Пауль.
— Это человек, — отвечала она.
— Тогда я приду, — проговорил Пауль, — но только один.
— Чани должна прийти вместе с тобой.
— Чани в положении.
— Разве беременные фрименки отказываются ходить?
— Мои враги травили ее тонким ядом, — отвечал Пауль. — Ее ждут трудные роды. Здоровье не позволяет ей сопровождать меня.
Прежде чем Скитале сумел овладеть собой, странные эмоции отразились на девичьем лице: гнев и разочарование. События невольно напомнили ему: у каждой жертвы должен быть путь к спасению. Заговор не провалился, нет. Атрейдес увяз в сетях, ведь он уже стал самим собой. И скорее погибнет, чем превратится в собственную противоположность. Так было с Квисатц Хаде-рахом тлейлаксу. Так будет и с ним. А потом… гхола.
— Разреши мне самой попросить Чани об этом, — попросила Девушка.
— Я решил, — отвечал Пауль. — Вместо нее будешь сопровождать меня ты.
— Но я не сайядина обрядов!
— Разве ты не подруга Чани?
Попался! — подумал Скитале. — Неужели он заподозрил? Нет… Просто он осторожен, как подобает фримену. И к тому же контрацептив — это факт. Хорошо, существуют и другие пути.
— Отец не велел мне возвращаться, — продолжил Скитале, — Он сказал, чтобы я просила убежища у тебя. Он сказал, что ты не будешь рисковать мною.
Пауль кивнул. Абсолютно достоверно. Он не мог отказать ей в убежище. Ей, фрименке, покорной слову отца.
— Я возьму с собой жену Стилгара, Хару, — ответил Пауль. — Расскажи нам, как идти к твоему отцу.
— А ты уверен, что можешь доверять жене Стилгара?
— Я знаю это.
— А я — нет.
Пауль поджал губы, потом спросил:
— Твоя мать жива?
— Моя истинная мать ушла к Шаи-Хулуду. Но приемная жива и заботится об отце. Зачем она?
— Она из сиетча Табр?
— Да.
— Я помню ее, — проговорил Пауль. — Она заменит Чани. Он дал знак Баннерджи.
— Пусть помощники отведут Лихну, дочь Отхейма, в подходящее для нее помещение.
Баннерджи кивнул. Помощники. Слово это означало, что вестницу следует поместить под усиленный надзор. Он взял ее за руку. Девушка воспротивилась.
— Как ты пойдешь к моему отцу? — спросила она.
— Как идти, расскажешь Баннерджи, — отвечал Пауль. — Он мой друг.
— Нет! Отец не велел! Не могу!