Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция
Шрифт:
Мурбелла шепчет ему в ухо:
— Мои руки — огонь.
Ее тело заслоняет стекло. Он чувствует огненные прикосновения ее рук.
Внезапно этот огонь охватывает его разум. Оживают самые потаенные места. Он видит красные шарики, которые, как. цепочка нанизанных на веревку сосисок, проходят перед его внутренним взором. Его охватывает лихорадка. Он похож на раздутый шарик, страшное волнение пронизывает все его сознание. Эти шарики! Он же знает их! Они — это он сам… они были…
Все Дунканы Айдахо — исходный и серийные — чередой всплыли в его памяти. Они были, как взрывающиеся на сковороде зерна, которые отрицают чье-либо существование, кроме своего собственного. Он видит, как его давит червь с лицом человека.
Будь ты проклят, Лето!
Давит, давит, давит, снова и снова, снова и снова.
— Будь ты проклят! Будь ты проклят! Будь ты проклят!..
Он умирал под мечом сардаукара. Боль, вспышка света и полная темнота.
Он умирал в катастрофе орнитоптера. Он умирал под ножом убийцы — Говорящей Рыбы. Он умирал, умирал и умирал.
И он жил.
Память продолжала переполнять его, и Дункан изумился: как он может вмещать так много? Сладость новорожденной дочери, которую он держит на руках. Мускусный запах страстной подруги. Ароматы данийского вина. Упражнения в тренировочном зале.
Чан с аксолотлями!
Время от времени он появлялся снова, вспоминая, как именно это происходило. Яркий свет и механические руки. Эти руки то и дело поворачивали его. Смутное воспоминание новорожденного — огромное устье, окруженное женской плотью, соединенной какими-то трубочками с металлической конструкцией.
Чан с аксолотлями?
Он едва не задохнулся от нахлынувшей памяти. Все эти жизни! Все эти жизни!
Теперь он вспомнил, что ввели в него тлейлаксианцы, — потаенное сознание, которое ждало только своего часа. Когда он соединится с импринтером Бене Гессерит.
Но это была Мурбелла, а она не принадлежит Бене Гессерит.
Однако она была здесь, готовая к действию, и замысел тлейлаксианцев взял верх над его реакциями.
Дункан тоже зажужжал что-то нечленораздельное и принялся двигаться вместе с Мурбеллой, попадая с ней в такт. Он не должен так отвечать! Не так! Правой рукой он касался ее половых губ, а левой ласкал ее поясницу. Его губы касались ее носа, губ, плеч…
Все это время его ласковое жужжание усыпляло ее, баюкало, ослабляло…
Она попыталась оторваться от него, но он лишь усилил ее ответ.
Откуда он знает, в каком месте надо меня трогать и в какой момент? Здесь! И здесь! О, священная скала Дура, откуда он это знает?
Дункан почувствовал, как набухли ее груди, как потемнели от прилива крови ореолы, как заложило ее нос. Она застонала и раздвинула ноги.
О, Великая Матрона, помоги мне!
Но единственная Великая Матрона, на чью помощь она могла рассчитывать, была отделена от нее надежным барьером и дверью, запертой на щеколду.
В Мурбелле бушевала громадная энергия. Она отвечала на ее воздействие единственным известным ей способом — лаской, прикосновениями, — используя всю технику, которой ее столь тщательно обучали за долгие годы ученичества.
Но на каждое ее движение Дункан отвечал своим не менее стимулирующим.
Мурбелла поняла, что не может больше контролировать все свои реакции. Она действовала сейчас так, как велел ей инстинкт, спрятанный гораздо глубже, чем то, чему ее учили в школах. Вагинальные мышцы напряглись. Она почувствовала, что на стенках влагалища появилась смазка. Когда Дункан вошел в нее, Мурбелла услышала свой стон. Все ее существо — руки, ноги, все тело — двигалось, подчиняясь единому ритму. Она все больше и больше осознавала свои истинные потребности.
Как ему удалось сделать это со мной?
Где-то внизу живота начались ритмичные сокращения гладкой мускулатуры. Она почувствовала, что Дункан вздрогнул и ощутила биение спермы о стенки свода. Это подстегнуло ее собственный ответ. Это биение заставило сократиться влагалище… еще… еще… еще… Каждый мускул дрожал от экстаза, который она никогда раньше не могла себе даже представить.
Влагалище опять сократилось.
Снова и снова…
Она потеряла счет этим сокращениям.
Когда Дункан застонал, она ответила ему таким же стоном, и по ее телу прошла судорожная горячая волна.
И опять…
Она потеряла чувство времени, не понимала, где находится. Было одно только погружение в экстаз.
Она хотела, чтобы он продолжался вечно, и одновременно страстно желала, чтобы он наконец кончился. Этого не должно было случиться с женщиной! Досточтимая Матрона не должна чувствовать ничего подобного. Именно из-за этого в мире правят мужчины.
Дункан пробудился от того паттерна, каким должен был реагировать на женщину. Он должен был сделать что-то еще, но не помнил, что именно.
Луцилла?
Он представил ее мертвой. Но эта женщина не была Луциллой, это Мурбелла.
Он так обессилел. Он приподнялся над женщиной и ухитрился встать на колени. Ее руки дрожали от непонятного возбуждения.
Мурбелла старалась оттолкнуть от себя Дункана, но его уже не было над ней. Она стремительно открыла глаза.
Дункан стоит над ней на коленях. Она не имеет ни малейшего представления, сколько времени прошло с тех пор, как она вошла сюда. Она постаралась сесть, но у нее ничего не получилось. Разум постепенно возвращался к ней.
Она уставилась на Дункана, наконец осознав, кем должен быть этот мужчина. Мужчина? Это всего-навсего юноша, но он сделал такое… такое… Об этом предупредили всех Досточтимых Матрон. Это был гхола, которого тлейлаксианцы снабдили запретными знаниями. Этого гхола надо убить!
По ее мышцам прошла судорога, но не любовная — это возвращалась энергия. Она приподнялась на локтях. Глотнув воздуха, она постаралась скатиться из-под него на пол, но снова без сил упала на постель.
Именем Священной скалы Дура! Этот гхола не должен жить! Он всего-навсего гхола и должен делать только то, что позволяют делать Досточтимые Матроны. Ей хотелось ударить его и одновременно снова прижаться к его телу.