Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция
Шрифт:
— И я буду чувствовать…
— Ты будешь ощущать только одну плоть, но помнить обе.
— Хорошо. Когда мне отправляться?
— Просто лежи на кушетке и постарайся признать тот факт, что Я сотворю тебе новое тело в ином времени.
— И…
— Если ты послушаешься Меня, то не ощутишь боли. Ты будешь понимать речь той эпохи, и Я наделю тебя старым телом. Старый человек никому не покажется опасным. Никто не тронет старуху.
Хали покорно попыталась расслабиться. Принять. Но вопросы переполняли ее.
— Для чего Ты отправляешь меня…
— Подслушивать, Экель. Смотреть и учиться. И что бы ты ни увидела — не пытайся вмешиваться. Ты лишь причинишь лишнюю боль… возможно, даже себе.
— Только смотреть…
— И ничего не делать. Последствия вмешательства в ход времен ты еще увидишь.
Хали хотела задать следующий вопрос, но по спине ее пробежала холодная струйка. Шею закололо. Сердце затрепыхалось в груди.
— Готова, Экель, — донесся откуда-то издалека голос Корабля, и хотя это был приказ, а не вопрос, она ответила, и голос ее эхом отозвался в черепе:
— Да-а-а…
Глава 23
Разум — это зеркало вселенной:
Видишь отраженья?
Вселенная — не зеркало разума:
Ничто в ней.
Ничто вне
Не отражает нас.
Ваэла таоЛини валялась на койке, изнуренная и телом, и духом, но никак не могла заснуть. Томас был немилосерден. Все должно было соответствовать его жесточайшим требованиям. Этот фанатик двадцать один час без передышки вместе с Ваэлой прорабатывал план действий для новой субмарины. Дожидаться прибытия поэта, застрявшего где-то в недрах Приемника, он не собирался. Нет. «Мы не станем тратить время, которого у нас нет».
Она попыталась вздохнуть, и за грудиной кольнуло.
Интересно, подумала она, откуда все же взялся этот Томас. Он не знал того, что корабельники принимали как данность, и это тревожило Ваэлу. Да еще тот случай с рвачом-капуцином.
«Но он, надо признать, не испугался».
Куда больше ее удивило, что он не слышал об Игре.
За эллингом для цеппелинов собралась небольшая толпа — те, чья смена уже кончилась. Большинство распивали то, что корабельники прозвали прядильным вином.
— Эт-то что такое? — поинтересовался Томас, небрежно указывая на толпу блокнотом.
— Это Игра. — Ваэла изумленно глянула на него. — Ты что — об Игре ничего не слышал?
— Какая Игра? Просто пьяные рабочие веселятся… хотя странно — в моих вводных о спиртном ничего не говорилось.
— Всегда есть медицинский спирт, — отозвалась Ваэла. — Раньше было еще вино и самогон всяческий. Но официально мы не можем тратить продовольствие на производство алкоголя. Кто-то, правда, все равно исхитряется, а спрос огромный. Эти ребята, — она кивнула в сторону собравшихся, — обменяли на выпивку продовольственные талоны.
— Значит, они меняют продовольственные талоны на выпивку, которая делается из того же продовольствия — возможно, себе в убыток. — Томас прищурился. — Разве это не их право?
— Да, но пищи не хватает. Рабочие голодают. В здешних местах голод означает замедленную реакцию, а медленная реакция, Раджа Томас, — это смерть. И не всегда только твоя.
— Ты тоже пьешь? — спросил он вполголоса.
— Да. — Ваэла покраснела. — Когда выкраиваю время.
Томас направился было к собравшейся толпа, но Ваэла придержала его за рукав.
— Это еще не все.
— Что?
— Для Игры нужно четное число игроков, мужчин или женщин — неважно. Каждый делает первую ставку — определенное число талонов. Разбиваются на пары и тянут по очереди из корзины палочки вихи. Потом сравнивают. Кто в паре вытянул палочку длиннее — победитель, кто покороче — тот проиграл и выбывает. Оставшиеся делятся снова, и так пока не останется только одна пара.
— А что талоны?
— Игроки увеличивают ставки на каждом круге, так что на кону их оказывается изрядно.
— Последняя пара делит талоны на двоих?
— Нет, тянут снова. Кто вытянул длинную — получает талоны.
— Как-то скучновато.
— Да. — Ваэла поколебалась. — Проигравший бежит по периметру.
Она сказала это совершенно безразлично, не поведя и бровью.
— Хочешь сказать, они обегают там… — Томас ткнул большим пальцем куда-то за плечо.
Ваэла кивнула:
— Голыми.
— Но это же нево… это выходит больше десяти километров, по открытому ме…
— Некоторым это удается.
— Но зачем? Не ради же еды — не так пока плохо со снабжением, верно?
— Нет, не ради еды. Ради мелких услуг, работы, комнаты, любовников. Ради развлечения. Ради шанса уйти из тоскливой жизни с блеском. Проигрывают длинные палочки. Продовольственные талоны — это утешительный приз. По периметру бежит победитель.
Томас с силой выдохнул.
— И каковы шансы?
— Судя по опыту, как и все в Игре — пятьдесят на пятьдесят. Половина не добегает.
— И это законно?
Пришел черед Ваэлы смерить Раджу недоуменным взглядом.
— Они имеют право распоряжаться своими телами.
Он отвернулся, чтобы увидеть, как эти люди… играют.
Рабочие разбивались на пары, тянули палочки, опять разбивались, тянули снова, пока дело не дошло до последней пары. Остались мужчина и женщина. У мужчины не было носа, но во лбу трепетали сморщенные щели, и Раджа посчитал их дыхальцами. Женщина кого-то ему очень напоминала.
Длинную палочку вытянула женщина. Толпа восторженно взревела, и все бросились ей на помощь — собирать выигрыш. Талоны торчали у нее из рукавов, из-за пазухи, из-за пояса. Прошла по рукам последняя фляга с самогоном, и группа двинулась в сторону шлюзовых ворот восточной стены.