Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция
Шрифт:
— Он правда туда выйдет? — Томас не сводил глаз с уходящих.
— Ты видел его правую бровь?
— Да. — Он наконец перевел взгляд на Ваэлу. — У него их будто бы три. И нос…
— Это татуировки. Наколки. За то, что бежишь П.
— Так у него это третий раз?
— Точно. Но шансы все равно пятьдесят на пятьдесят. У нас на нижстороне есть поговорка: «Идешь первый раз — головой рискуешь. Идешь второй раз — дважды живешь. Идешь третий раз — иди ко мне».
— Очаровательно.
— Хорошая игра.
— И ты в нее играла, таоЛини?
Она сглотнула, и кожа ее поблекла.
— Нет.
— Друг?
Она кивнула.
— За работу, — приказал Томас вежливо и отвел ее обратно в эллинг.
Вспоминая эту беседу, Ваэла не могла отделаться от ощущения, будто она упустила что-то в ответах Томаса.
Даже ради богоТворений Томас не разрешал прерывать работу. Отдыхать он ложился с неохотой, как бы с колебанием, и лишь когда от усталости они начинали забывать координаты и путаться в подпрограммах. В один из таких моментов он и завел разговор, который сейчас не давал Ваэле заснуть.
«Что он пытался мне сказать?»
Они сидели в плазовом шаре, который станет их прибежищем в глубинах моря. Вокруг, за прозрачной толщей, трудились рабочие. Ваэле с Томасом приходилось сидеть в такой тесноте, что им пришлось войти в особый ритм движений, чтобы не стукаться поминутно локтями.
— Отдохни, — проговорил Томас, когда Ваэла в третий раз подряд не смогла правильно набрать последовательность знаков для срочного погружения.
В голосе его звучало осуждение, но Ваэла откинулась в объятия мягкого контурного кресла, благодарная за любую передышку, благодарная даже за тугую хватку аварийной сбруи, которая поддерживала ее плечи, снимая нагрузку с мышц.
В сознание ее ворвался голос Томаса.
— Давным-давно жила-была девочка четырнадцати лет. Жила она на Земле и выросла на птицеферме.
«Я тоже жила на птицеферме, — подумала Ваэла и вдруг сообразила: — Он обо мне говорит!»
Она открыла глаза.
— Заглядывал в мое досье, значит?
— Это моя работа.
«Девчонка-подросток на птицеферме. Его работа!»
Она вспомнила ту девочку, которой была когда-то, — дитя эмигрантов, землепашцев. Технохолопы. Галльский средний класс.
«И из этого всего я вырвалась».
Нет… честно говоря, она оттуда сбежала. Взрыв сверхновой не так много значил для девчонки четырнадцати лет от роду, которая достигла физической зрелости намного раньше, чем ее сверстницы.
«И я сбежала на Корабль».
Ваэла закрыла глаза. Уже много раз она вела с собой все тот же нескончаемый спор. Словно в ее черепе разом помещались две женщины — одну она звала Беглянкой, а другую Честностью. Беглянку не устраивала жизнь на борту и пугали опасности нижстороны.
— Ну почему мне досталась такая судьба? — бурчала Беглянка. — Не жизнь, а сплошной риск.
— Сколько мне помнится, — заметила Честность, — ты сама напросилась.
— Значит, я в тот день сдала свои мозги напрокат. Каким местом я думала, черт?
— Что ты знаешь о чертях? — полюбопытствовала Честность.
— Надо познать черта, прежде чем понять ангела, — так, кажется, говорит наш кэп?
— Ты, как всегда, все перепутала.
— А ты знаешь, почему я вызвалась добровольцем, чтоб тебя! — Голос Беглянки дрожал от невыплаканных слез.
— Да. Потому что он умер. Десять лет вместе с ним и — пфф.
— «Он умер»! Это все, что ты можешь о нем сказать? «Он умер»?
— А что еще тут можно сказать? — Голос Честности был ровным и уверенным.
— Ты не лучше кэпа — всегда отвечаешь вопросом на вопрос. Что такого сделал Джим, чем заслужил смерть?
— Он проверял свои силы и достиг их предела, когда бежал П.
— Но почему ни Корабль, ни даже кэп никогда не говорят об этом?
— О смерти? — Честность призадумалась. — А что о ней говорить? Джим мертв, а ты жива, и это куда важнее.
— Да ну? Порой я сомневаюсь… и думаю, что случится со мной.
— Ты будешь жить, пока не умрешь.
— Но что со мной случится?
Честность опять примолкла — для нее это было нехарактерно — и наконец ответила:
— Ты будешь сражаться, чтобы жить.
«Ваэла! Ваэла, очнись!»
Это был голос Томаса. Она открыла глаза и, откинув голову на подушку, глянула на своего начальника. Лучи прожекторов преломлялись в толще плазмагласа и озаряли его лицо. В эллинге рабочие гремели железом. Ваэла заметила, что Томас тоже утомлен, но старается не показывать этого.
— Я рассказывал тебе сказку о Земле, — заметил он.
— Зачем?
— Это важно для меня. У той девчонки-подростка были такие красивые мечты. Ты все еще мечтаешь о будущем?
По лицу Ваэлы пробежала нервическая радуга. «Он что, читает мысли?»
— Мечты? — Она вздохнула, закрывая глаза. — Зачем мне мечты? У меня есть работа.
— И этого достаточно?
— Достаточно? — переспросила она и усмехнулась. — Это меня не волнует. Корабль ведь ниспошлет мне прекрасного принца, не забыл?
— Не богохульствуй!
— Это не я богохульствую, а ты. Зачем мне соблазнять этого придурковатого стихоплета, когда…
— Этот спор мы продолжать не станем. Уходи. Оставь проект. Но больше не спорь.
— На попятный я не пойду!
— Так я и понял.
— Зачем ты полез в мое досье?
— Я пытался вернуть ту девочку. Если она оставила свои мечты, возможно, ей по пути с мечтателями. Я хочу сказать ей, что сталось с ее мечтами.
— И что же с ними сталось?
— Они все еще с ней. И всегда с ней останутся.