Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
— Если бы я хотела найти человека в маленьком городе, я бы приехала и нашла.
— Вы не правы, — сказал Андрей. — Я же не знал, что вы захотите меня увидеть.
Лидочка обернулась к нему. Она улыбалась, но как-то странно, уголки губ книзу.
— Чтобы узнать, хочет человек увидеть или нет, надо его найти и спросить.
— Я был уверен в другом. Пока я не узнал, я был уверен.
— В чем?
— В том, что у вас роман. С Колей Беккером. Но он мой приятель. И у нас не принято вторгаться в отношения приятеля.
— Это какая-то изящная литература, — сказала Лидочка. — Как будто я уже это читала. Значит, сердце вам ничего не подсказало. Знаете, я вам сейчас расскажу одну ужасную вещь, которую нельзя рассказывать человеку, если его мало знаешь. В тот день, когда вы уезжали, я очень захотела вас увидеть. И сказать вам, что вы неправильно все понимаете. Я понимала, что так вести себя нельзя, но я как будто обезумела. Это было давно, полгода назад, я еще была совсем девочкой. Я прибежала на площадь, откуда уходят линейки в Симферополь. Но вы меня не увидели. Хотя тогда я думала, что вы не хотите меня увидеть. Вам смешно?
— Нет, — сказал Андрей. — Я вас тогда видел. Но я решил, что вы ждете кого-то другого.
Андрей взял Лидочку за руку. Пальцы были жутко холодные. Ледяные. Вместо того чтобы вырвать их, как положено юной девице, Лида сказала:
— У меня всегда руки холодные. Это какая-то ненормальность.
— А у меня горячие.
— Значит, у меня сердце горячее, — сказала Лида, потому что надо было говорить, и внешняя пустота разговора никак не соответствовала его внутреннему напряжению.
— Можно, я согрею? — спросил Андрей.
— Это безнадежно, — сказала Лида.
Андрей нагнулся и начал целовать пальцы Лиды. Она понимала, что делать так не положено, она говорила быстро и бессмысленно, словно отвлекала себя от поцелуев Андрея.
— Ну вот, вы же видите, это безнадежно… Они всегда холодные. Это у меня наследственное. У папы тоже всегда холодные руки, а вот мама устроена совсем иначе, она темная и полная, а мы с папой рыжие.
— Ну вы совсем не рыжая, — сказал Андрей, не отпуская пальцев. — Вы скорее пепельная.
— Значит, серая, да?
— Я этого не хотел сказать.
Он поцеловал ее в щеку. Щека была покрыта пушком, таким нежным, что почувствовать его могли лишь губы.
— Мы совсем замерзнем, — сказала Лида. — А вы опоздаете на автобус.
— Ну и пусть.
— Я знаю, что не пусть. Если бы было пусть, вы бы мне с самого начала не сказали. У вас завтра поезд? У вас всегда завтра поезд.
— Нет, послезавтра, — сказал Андрей. — Завтра хоронят маму Коли Беккера.
— У Коли умерла мама? Не может быть!
Лидочка высвободила пальцы и отстранилась, потому что теперь нельзя было и думать о поцелуях.
— Что с ней случилось? Он, наверное, сильно переживает, да? Они ведь были с ней очень близки. Он мне рассказывал.
Андрей не знал, что рассказывал Коля о своей маме, он мог рассказать, что она герцогиня, и Андрею лучше промолчать. Но и отмахнуться от Лидочкиной искренней озабоченности было нельзя, и Андрей сказал, что Елизавета Юльевна умерла от рака и очень мучилась, а Коля приехал из Петербурга к ее смертному одру.
— Пойдемте отсюда, — сказала Лидочка. — Честное слово, я совсем замерзла. Я ведь не думала, что буду сегодня сидеть на лавочке возле моря. Вы тоже совсем легко одеты.
Они поднялись и стояли рядом, потому что уходить обоим не хотелось.
Лидочка сказала:
— Простите, — и застегнула ему верхнюю пуговицу тужурки. — У нас предательский климат, а вы поехали даже без кашне.
— Нет, я все взял, — сказал Андрей. — У меня был тяжеленный саквояж, потому что я обманул мою добрую тетю Маню.
Они пошли с пляжа, и Андрей рассказал, как он придумал визит к отчиму и как волочил из Симферополя банки с черешней, а потом отдал на сохранение чистильщику на набережной.
— Надо все-таки отнести все вашему отчиму, а то, когда он узнает, он расстроится и будет на вас сердиться.
— Еще чего не хватало! У нас с вами остался час, понимаете?
— Понимаю, — сказала Лидочка детским голосом. — Очень жалко.
— Скажите честно, — попросил Андрей. — Мне это важно знать, вы рады, что я приехал, или это вежливость с вашей стороны?
— Какой вы глупый, Андрюша, — сказала Лидочка.
Они уже поднялись наверх и остановились у парапета. Лидочка поцеловала Андрея, но получилось неловко, потому что он как раз в этот момент поворачивал голову, и поцелуй пришелся в подбородок. Андрей потянулся к Лиде, и она ударилась лбом о его нос, притом так сильно, что у Андрея слезы полились из глаз.
Обоим стало смешно, и они стояли рядом, держались за руки, как на картине Репина «Какой простор!».
Потом оба замолчали. И Андрей видел перед собой громадное темное зимнее море, над которым двигалось многообразное небо, где хватило места и грозовым тучам, и кучевым облакам, и синеве. Точно по самой линии горизонта медленно-медленно полз белый пароход с высокой длинной трубой, дым из которой тянулся, расширяясь, будто нарисованный ребенком. Слева поднималась отлогая гора, застроенная домиками и заросшая садами, из которой, как желтый палец, поднималась башня под луковкой, а направо открывался вид на Ялтинскую бухту. Стояла мирная, сказочная, добрая тишина. И Андрей сказал себе: «Вот сейчас я совершенно счастлив. Так счастлив я не был никогда в жизни. И может быть, никогда не буду так счастлив. Я должен запомнить этот момент и помнить его всегда. И это гладкое море, и бурное небо, и зимнюю зелень склона, и колокольню, и Ялтинскую бухту, и девушку рядом со мной. Я могу сейчас повернуть голову и увижу ее, и могу дотронуться до ее холодных и самых красивых в мире пальцев».
Андрей повернул голову. Лидочка смотрела на него.
— Вы знаете, что я загадала? — спросила она.
— Знаю, — сказал Андрей. Он был совершенно убежден в том, что она думала о том же, что и он. И точно так же, как он.
А Лидочка загадала совсем другое. Она загадала, что если первой встретится им женщина, то она выйдет замуж за Андрея. А если мужчина, то роман их закончится трагически.
Когда они отошли от парапета, то увидели издали велосипедиста. Андрей резко отвернулся и стал смотреть в море. Велосипедист — высокий худой старик в шляпе и с трубкой в зубах — ехал, глядя прямо перед собой. К багажнику велосипеда была привязана стопка книг. Он кинул рассеянный взгляд на хорошенькую девушку у парапета и отвернувшегося студента, потом свернул в переулок.