Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
— Ну ладно, я пошел, — сказал он через минуту.
— Надеюсь, что если это случится, то не от яда Сталина? — сказал я.
— Почему? Если бы была моя воля, — ответил Дмитрий Ильич, — я бы выбрал яд Сталина. Уж он-то подействует наверняка.
Нет нужды описывать следующий, последний день жизни Л.
Скажу только, что Л. отказался вставать, есть, пить… Он не захотел видеть врачей, хотя Осипов для страховки вызвал из Москвы подмогу. Среди приехавших не было элегантного стройного М.И. В его услугах уже никто не нуждался. В моих, правда, тоже — моя доля яда была лишней.
На большом столе в столовой стоял горячий самовар, был нарезан несвежий хлеб, сыр, стояло варенье. Все, кто был свободен, подходили туда, садились за стол и сами за собой ухаживали.
Со мной вместе была Анна Ильинична. Я спросил ее, как Л.
— Он очень нервничает, — ответила Анна Ильинична. — После вчерашнего визита.
— Я знаю.
— Сталин предложил Володе яд. — Анна Ильинична тоже рассматривала меня как одного из своих близких.
— Дмитрий Ильич рассказывал мне.
— Я представляю, что творится у него в душе, — вздохнула Анна Ильинична. — Его мечта — подняться и приехать на Совнарком. И навести порядок! Вот бы здорово! — Анна Ильинична почти выкрикнула последние слова — это была и ее мечта.
— Ты почему кричишь? — спросила входя Н.К. Супруга Л. двигалась медленно, переваливаясь, за последние годы она, хоть и никогда не была привлекательной, совсем махнула на себя рукой и казалась куда старше своих лет.
— Ты выпьешь чаю? — спросила Анна Ильинична.
— Надо напоить врачей, — сказала Н.К. — Я сейчас их сюда приглашу.
— Тогда мы с Сережей пойдем к Володе, — сказала Анна Ильинична.
— Только не говори никому, что Сергей Борисович тоже доктор, — сказала Н.К.
Мы с Анной Ильиничной прошли в спальню к Л.
У дверей стояли двое врачей, мне незнакомых. Они тихо переговаривались и при нашем появлении обернулись к нам, словно мы могли принести ключи от заколдованной пещеры.
— Товарищи, — сказала Анна Ильинична. — Надежда Константиновна ждет вас в столовой. Выпейте с дороги чаю.
Доктора с облегчением двинулись к столовой. Пришел Преображенский и встал снаружи у двери.
— Володя не хочет их видеть, — сказала Анна Ильинична, открывая дверь.
Я прошел к кровати.
У меня создалось впечатление, что за ночь Л. еще более усох и в то же время словно помолодел. Он меня узнал, приподнял левую руку, приглашая приблизиться. Дмитрий Ильич стоял в ногах кровати.
— Нельзя, — сказал Ленин, — нельзя все отдать ему! Он убьет Надюшу. Он всех убьет.
Он говорил половиной рта, но достаточно внятно — вчера он так говорить не мог.
— Что делать? — спросил Л. у меня.
— Мне кажется, что вам стало лучше, — сказал я. — Возможно, наступит облегчение.
— Нет, — сказал Л. — Глаза болят. М.И. не оставил надежды. Я не маленький… надежды нет.
— Но ваш организм…
— У меня не осталось организма, — внятно ответил Л.
В комнате воцарилось молчание. Потом Дмитрий Ильич сказал мне:
— Мы разговаривали с Осиповым. Он откуда-то уже знает о решении обратиться к яду. Но настаивает, чтобы врачи не принимали в этом участия.
— Как всегда — чистенькие руки, — сказал Л. — Скажите, доктор, как лучше принять его? В чае? В бульоне? Я думаю — в бульоне. Желудок у меня прочищен. Я готов.
— Но почему?
— Потому что сегодня вечером, — сказал он, — я полностью потеряю возможность двигаться… полный паралич… бессмысленное бревно…
— Володя, — сказал Дмитрий Ильич. — Может быть, Сергей Борисович осмотрит тебя?
— Я не возражаю, — сказал Л.
Я не был готов к осмотру — у меня даже стетоскопа с собой не было. Но в доме все нашлось. Я измерил пульс, кровяное давление, прослушал сердце… Ничего утешительного я сказать не мог… Во время осмотра Л. дважды впадал в забытье — давление прыгало… пульс был неровным и нитевидным… Странно, что жизнь еще теплилась в этом организме. В то же время я был крайне удивлен некоторыми несообразностями: участками нежной, юношеской кожи, совершенно очевидным возрождением луковиц волос, исчезновением морщин на лице — словно организм отчаянно пытался удержаться на плаву, пробовал, отбрасывал и вновь искал пути, чтобы обмануть смерть…
По моей реакции братья Ульяновы без труда поняли, что диагноз неблагоприятен.
— Не расстраивайтесь, — сказал Л. — Я иного и не ждал. Только не пускайте ко мне врачей…
Вошла Мария Ильинична. Дмитрий Ильич попросил ее согреть бульон.
— Не очень горячий.
Мария Ильинична без слов покинула комнату.
— Они молодцы, — сказал Л. — Они у меня молодцы…
Он устал и говорить почти не мог.
— Что мы возьмем? — спросил Дмитрий Ильич. — У нас есть выбор.
— Выбор! — Л. попытался засмеяться. Потом сказал: — Только не тот, что привез Сталин. Там может быть дерьмо.
Мне хотелось уйти — от Л. исходил слишком сильный поток неразличимых человеческими чувствами, но обжигающих волн. В бессилии маленького тела, в его капитуляции перед лицом смерти было такое могущество духа, что именно в тот момент я окончательно осознал, как этот человек мог держать в руках партию и громадную империю…
Мария Ильинична принесла поилку с бульоном. Дмитрий Ильич протянул руку, и я покорно отдал ему пакетик с ядом. Л. смотрел на него как зачарованный.
— Господи, спаси и помилуй, — шептали его губы — может быть, лишь я слышал этот шепот, а может быть, мне только казалось, что он шепчет. — За что мне такая мука, Господи?
Вошли Н.К. и Анна Ильинична. Анна Ильинична заперла за собой дверь.
Все мы, в первую очередь родные и случайно — я, были словно присяжные, которые должны будем перед небом свидетельствовать о происшедшем.
— Я не хочу, — шептал Л. — Освободите меня!
— Милый, — Н.К. заплакала — большие тяжелые слезы скатывались по толстым мягким щекам, — не надо, давай будем жить… Мы же справлялись…
Л. отрицательно двинул головой и протянул руку к поилке.
Н.К. не смогла дать ему поилку, и дал ее Дмитрий Ильич.