Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
— Как будто ты раньше все не предусмотрел, — улыбнулась Антонина.
— Планы меняются, обстоятельства тоже, — сказал Бегишев.
Говоря, он разглядывал госпожу Парвус.
Забавно, что они были похожи. Две туши: одна помоложе — Бегишев, другая — куда постарше. И друг другу они не нравились.
— Мы договорились на тридцати процентах, — сказала госпожа Парвус.
— На двадцати! — воскликнул Ильич. — Сама же говорила: двадцать!
— Все оказалось куда сложнее, чем мы ожидали, — сказала мадам.
— Для меня тем более все оказалось сложнее! Я же не требую больше моих сорока! — Ильич был искренне возмущен. У него отнимали деньги.
— Получите, сколько я выделю, — сказал Бегишев.
— Может, там ничего и нет, — сказал Андрей.
Это была крамола, ее так и оценила мадам. А когда Андрей повторил свою фразу по-русски, поднялся общий шум, прерванный только появлением чужого нескладного человека с большой челюстью.
— Пришел, — сказал Алик, оставаясь в дверях.
— Вижу, — сказал Бегишев. — Посмотри, Данилыч, как этот ящик открыть. Только быстро, нам некогда чикаться.
— Пустое дело, — сказал Данилыч.
Оба играли в хозяина — работягу. Вернее всего, не был этот слесарь Данилычем, но и был ли слесарем — тоже неизвестно.
Данилыч постучал по боку ящика согнутым пальцем. Ящик отозвался глухо.
Данилыч приподнял ящик и с тупым стуком опустил его.
— Солидная работа, — сказал он. — Старая, может, даже до революции делали. Золинген. Классная сталь.
Андрей отнесся к словам Данилыча скептически. Даже чуть не спросил вслух: а Золинген здесь при чем?
— Открыть сможешь? — спросил Бегишев.
— Инструмент нужен, — сказал слесарь. — Хороший инструмент нужен. Дома есть.
— А здесь?
— А здесь, понимаешь, нету.
— У кого есть?
— Ни у кого нет. Здесь тонкой работой никто не занимается. А ведь ты посмотри, какой ключик был — тютелька не влезет.
Он покрутил ногтем указательного пальца в замочной скважине.
— А если хорошо заплачу? — спросил Бегишев.
— А если ты хорошо заплатишь, то вызывай Левшу. Читал про такого?
— Значит, не можешь?
— И никто не может.
— Если распилить?
— Сталь, — ответил, не задумываясь, Данилыч. — Сталь высокого класса, танковая сталь, хоть и не было тогда танков. Нет у меня инструмента.
— А в баксах заплачу?
— Ищи другого дурака. Чтобы сейфы брал.
— Почему, простите, сейф? — спросил Ильич.
— А потому, что это и есть переносной сейф. Думаете, папаша, почему он такой неподъемный — это сталь столько весит. А внутри его, может, пустота или несколько бумажек. В сейфы странные вещи кладут. Я свободен?
— Пока свободен, — сказал Бегишев. — И учти, что я тобой недоволен.
— Учту, господин механик. Помнишь морскую песню?
Данилыч вышел из каюты, аккуратно закрыв за собой дверь.
— Плохо дело, — сказал Бегишев.
— Я никуда не отойду от коробки, — сказала мадам. — Как только я отойду, меня вычеркнут из компании. Я имею жизненный опыт.
Бегишев поднялся и подошел к открытому иллюминатору.
Он смотрел вдаль. Погода портилась. Шел мелкий дождь. У борта остановился туристический автобус — писателей возили в музей «Вазы».
Писатели вылезали из автобуса, одежду трепало ветром — они спешили к кораблю.
И тут же из облака посыпался снег. Не дождь, а снег, с опозданием напоминавший, что здесь еще не кончилась зима.
— Надо будет поискать на теплоходе другого слесаря, — сказала Антонина. — Не может его не быть — здесь же сотни людей, включая обслуживающий персонал.
— Разумно, — не без иронии откликнулся Бегишев. — И твой слесарь окажется чекистом.
— Или еще хуже, — поддержал его Ильич, — из этой монархической банды.
Значит, они знают, подумал Андрей. Не то его удивило, что знают — невозможно не заметить конкурентов, но то, что Ильич назвал их монархистами, подтвердило подозрения Андрея.
— И что же делать? — спросила Антонина.
— Сначала выбросим с теплохода наших друзей, — сказал Бегишев, показав на мадам и ее Сержа.
— Что он сказал? — спросила госпожа Парвус.
Андрей перевел.
— Попробуйте, — сказала мадам. — Но предупреждаю, что перед вашим приходом я наговорила кассету и она спрятана в надежном месте. Если со мной что-то случится, рука правосудия до вас доберется.
— Как вы смотрите на то, — миролюбиво (ах, не верьте этому миролюбию борова) спросил Бегишев, — чтобы подождать, пока мы реализуем содержимое шкатулки в России и вышлем причитающуюся долю. Мы заключим договор и дадим вам обещания.
— Обещания — пфьють! — запела соловьем госпожа Парвус. — Почему я должна верить бандитам от коммунизма? Да я порядочным людям не верю. Я должна присутствовать при вскрытии гробницы.
Может, она сказала и не то слово, но Андрей перевел именно так. Ему вдруг привиделась известная или виденная когда-то картина: совещание в Египте перед тем, как вскрыть гробницу фараона — и неизвестно еще, ограблена она или цела, фараон там или пустота, тяготеет ли над гробницей проклятие или оно использовано грабителями, которые здесь погибли мучительной смертью. Археологи — люди суеверные. Как люди профессии, успех в которой зависит от везения, от того, как выпадут кости судьбы.
— Гробницы? — вскрикнул Ленин. — Какой еще гробницы?
— Коробки, — поправился Андрей.
— Не шутите так! — сказал Ильич. Он нашел на диване забытую кепочку и натянул ее — словно замерзла лысина. В ней он почувствовал себя уверенней.
— Спроси, какие ее условия? — сказал Бегишев. — Окончательные условия, а не этот треп.
— Мне не хочется плыть с вами в Петербург, — сказала госпожа Парвус так, словно у нее была давно подготовлена речь на этот счет. — К тому же у меня нет русской визы, и вы сразу устроите так, что меня посадят в русскую тюрьму. Ваш пароход завтра утром будет на Готланде. Это шведская территория, но думаю, что там вас полиция вылавливать не будет.