Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
— Убьют?
— Анастасия ждет ответа.
И тут Андрей понял, что просто тянет время, тянет в разговоре — не зная, что же ему делать?
Признаться?
Татьяна сама помогла ему. Не почувствовала растерянности и готовности сдаться.
— Неужели вы думаете, что никто не видел, как вы вернулись всей бандой на «Симонов»? И притащили тот самый ящик? Я больше того вам скажу: с вами появилась крашеная старуха дикого вида — на борт взошла, а обратно не вышла. И с ней еще какой-то хлыщ. Кто эти люди?
— А может, они уже ушли, пока вы здесь сидите? — спросил Андрей. — Ведь никому не запрещено гостей принимать? Шведских коллег.
— Андрей, вы явно принимаете сторону бандитов и коммунистов, — удивилась Татьяна и убрала руку с коленки Андрея. Роман иссякал на глазах. — Вы же знаете, как плохо это может для вас кончиться!
— Я потеряю ваше расположение?
— Это лишь малая часть ваших неприятностей.
— У вас глаза как у кошки, — сказал Андрей. — И горят.
— Я могу быть страстной, — ответила Татьяна. — Человек, вкусивший моих ласк, никогда меня уже не забудет. Но вам это уже не грозит.
— Я не смогу исправиться?
— Вам будет трудно исправиться.
«У всех этих людей — очевидные провалы с чувством юмора, — подумал Андрей. — Как было бы мило, если бы они умели улыбаться. Но они или хохочут, или строят строгие физиономии».
— Что же мне надо сделать, чтобы просвещенная общественность меня простила?
— Сначала расскажите мне, что оказалось в том ящике? Вы видели сокровища царского семейства?
— Нет, не пришлось.
— Они скрыли это от вас?
— Честно говоря, они и сами туда не заглядывали.
— Почему? Только не лгите мне. Я ненавижу, когда мне лгут.
— Ящик не удалось открыть.
— Почему?
— Ключа не нашли.
— Я тебя убью!
Татьяна со злобой ударила его в висок кулаком. Была бы мужчиной — отправила бы его в нокаут.
Она кинулась его бить, и пришлось схватить ее за кисти рук. Она вырывала руки, глаза были совсем близко.
— Я тебя ненавижу, ненавижу, ненавижу! — шептала она.
Татьяна дышала часто и неглубоко. Глаза вспыхивали по-кошачьи в свете настольной лампы.
Вдруг она сказала громко:
— Да потуши ты этот свет! Лампу потуши, мать твою!
— Как так? — Андрей не был готов к столь резкому переходу настроения.
— Я хочу тебя, мерзавец, я хочу тебя…
Андрей медлил. И не потому, что женщина была ему неприятна, — Татьяна была очень хороша, но Андрей глупо устроен — он не мог, не умел сдаваться женщине. Он должен был покорить ее. Он должен был ухаживать за ней. «Я люблю украшать елку, а все пляски вокруг нее одинаковы, — как-то говорил он своему приятелю. — Я люблю Лидочку, но не могу поклясться, что всегда был ей верен. И не потому, что столь полигамен, просто жизнь устраивала мне ситуации, в которых я был ведомым. Это не значит, что мужчина должен спешить к любимой жене с признаниями и покаянием. Покаяние оставьте для других случаев. О том, что произошло с тобой в других мирах и в других временах, забудь или помни — с содроганием или сладостью. Пускай это останется в тебе».
Но сказать женщине: а я тебя не хочу — так джентльмены не поступают.
И тут дверь раскрылась — так всегда случается в романах, где автор бережет целомудрие своего героя. Что-то должно случиться и спасти его девичью честь. Наверное, успех многотомной эпопеи шестидесятых годов «Анжелика» происходил оттого, что прекрасная героиня того сериала умела по собственной воле или по чужому настоянию спать с десятками хороших и плохих мужчин, получать от этого удовольствие, но душевно оставаться всегда верной своему первому и единственному мужчине, красоту которого лишь подперчили косметические шрамы, хотя все вокруг кричали: «О, как он обезображен!»
Так как эпопея, в которой главным героем остался Андрей Берестов, никогда не станет столь же популярной, как рассказ о маркизе Ангелов, то его судьба будет решаться за кулисами, где очередная дуэнья воскликнет: «Ну как, мне пора вмешаться?» — «Вмешивайся», — ответит режиссер.
На этот раз режиссер выпустил из-за кулис Анастасию Николаевну.
Она вошла, коротко постучав. Настолько коротко, что Андрей не успел ответить на этот стук, а Татьяна — отпрянуть.
— Таня, — сказала Анастасия Николаевна. — Ну разве так можно? Своих целей надо добиваться цивилизованными методами.
— Как вы посмели! — Татьяна вскочила с койки, как испуганная пантера. — Я же занята делом.
— Вот именно, — согласилась Анастасия Николаевна. — А я все жду и жду — когда же ты чего-нибудь узнаешь? Я не думала, что ты настолько эгоистична. Неужели этот молодой человек так нравится тебе?
— Не в этом дело. — Татьяна стояла близко к Андрею, Анастасия Николаевна перед ней, и Андрей чувствовал, как стало тесно в маленькой каюте.
Теплоход дал гудок — он проник сквозь приоткрытый иллюминатор — и тут же начал двигаться. Дрогнули и медленно поплыли назад дома на набережной.
— Что ты узнала? — спросила Анастасия у Татьяны, не глядя на Андрея.
«Может, и лучше, что я здесь лишний», — подумал Андрей и попытался встать так, чтобы оказаться за спиной Анастасии Николаевны.
Это ему удалось.
Дело решали секунды.
Андрей изловчился, скользнул вдоль стены за ее спину, чуть не упал в открытую дверь туалета — и вот она, спасительная дверь в коридор! Но женщины уже обернулись к Андрею.
— Вы куда? — воскликнули хором.
— Ты куда? — сзади стоял Алеша Гаврилин. Мягкой большой ладонью он затолкал Андрея обратно в каюту.
— Господа, — сказал Андрей. — Хочу полюбоваться Стокгольмом при лунном свете.
— Андрюша, ну что ты несешь! — обиженно произнес Гаврилин. — Ты же еще не все рассказал.
— Я даже не успел обесчестить твою подругу по партии.
— Андрюша, не юродствуй, мы не изверги, нам нужна правда. Мы не можем отдать царские драгоценности этим бандитам.
— Ну и возьмите их. Я в этом не участвую.
— Если ты претендуешь на свою долю…
— Алеша, мы с тобой вроде бы давно знакомы. Ты, наверное, знаешь, что я не принадлежу ни к какой партии или движению, что мне в высшей степени наплевать на это. Я думал, что ты тоже интеллигент.