Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
— Это никому не помогало, — сказала Татьяна Иосифовна. — Сталин с наибольшей яростью уничтожал старые ленинские кадры.
Она вздохнула. Сонечка, как дитя другой эпохи, не подумав, произнесла:
— Что Сталин, что Ленин — один сатана.
— Ах, что ты понимаешь! — вздохнула Татьяна Иосифовна.
Сонечка и в самом деле ничего не понимала.
— Моя бабушка, — сказала Лида, — оставила у Маргошки шкатулку с археологическими находками и дневниками деда. На время. А потом началось…
— И всех арестовали? — спросила Соня.
— Не сразу, — ответила Лидочка. — И это — долгий рассказ.
— Человеческие судьбы — всегда долгий рассказ, — подтвердила Татьяна Иосифовна.
— Все эти годы в нашей семье сохранялась надежда, — продолжала Лида, — что шкатулка с находками и документами хранится где-то в вашем доме. Ведь Маргарита, как я знаю, даже чувствуя опасность ареста, уговаривала мою бабушку не брать у нее шкатулку. Потому что она хранит ее в безопасности.
— Она не смогла сохранить не только себя, но и меня! — с осуждением заметила Татьяна Иосифовна.
— Господи, какая тайна! Как интересно, — прошелестела Соня.
— А поэтому вы можете понять, что мы никогда не теряли окончательно надежды, — сказала Лидочка. — Ведь так хочется надеяться.
— А какая это была шкатулка? — спросила Татьяна Иосифовна. — Если она была в нашем доме, то я бы запомнила, я помню все мамины вещи.
— Вряд ли Маргарита увезла эту шкатулку в тюрьму или в ссылку.
— Но она могла выкинуть все вещи, а шкатулку использовать как ящик, — предположила Соня. Лидочка давно допускала такой вариант и огорчилась тому, что, помимо нее, так же думает посторонний человек.
— У меня есть ее рисунок. Моя мама сделала его по памяти.
Лидочка достала лист, сложенный вчетверо.
Она развернула его на столе, между тарелками. Это была простая шкатулка, формой напоминающая сундучок, из-за того что крышка была немного выпуклой.
Шкатулка стояла на ножках, сделанных в форме деревянных шариков, а рядом аккуратно были проставлены размеры — двадцать на тридцать два сантиметра, а высота — шестнадцать сантиметров.
— Она большая, — сказала Сонечка, отмерив расстояние на столе.
— И тяжелая, — добавила Лидочка.
— Нет, — уверенно сказала Татьяна Иосифовна, — такой шкатулки я не видела.
Лидочка, конечно же, готовила себя именно к такому ответу, но тем не менее была ужасно расстроена.
— Вы говорите об археологических находках, — произнесла Татьяна Иосифовна. — «А может быть, они лежали не только в шкатулке?»
Лидочка подхватила кончик путеводной ниточки.
— Как же я не подумала! Конечно, что-то могло сохраниться и без шкатулки.
— Впрочем, — Татьяна Иосифовна склонила крупную птичью голову, посаженную на моржовое тело, — я могла и видеть шкатулку, но не обратить внимания… В каком году, вы говорите, она была передана моей маме?
— В тридцать восьмом.
— За три года до ареста мамы.
— И вам уже было… — Лидочка запнулась.
— Мне было восемь.
— Но, может, Маргарита хранила шкатулку в другом месте?
— Где? — вскинулась Татьяна.
— На даче?
— У нас тогда была государственная дача. Мама никогда не хранила там ценных вещей. Садовый участок она купила уже в конце пятидесятых.
— Но у родственников…
И тут Лидочка обратила внимание на то, что Соня подмигивает ей. Она даже не поверила сначала своим глазам. Что хочет сказать Соня?
— У нас было мало родственников, и никто не пережил этой кровавой бойни, — заявила Татьяна Иосифовна, подводя итог разговору. — Но я допускаю, что мама могла куда-то спрятать вашу коробку. И затем скрыть от меня сам факт обладания ею. Допускаю… Она не хотела, чтобы я знала то, о чем лучше не знать. Лишнее знание в те годы — лишний риск. Лишний шанс погибнуть. Она и без того меня не уберегла.
— А что она могла поделать? — вмешалась Соня.
— Не мне сейчас судить маму, — ответила Татьяна Иосифовна, и стало понятно, что она давно уже ее осудила.
— Если бы я за мою мамочку взялась, — вздохнула Соня, — на ней бы живого места не осталось. Я уж не говорю о моем родителе. Но у них была своя жизнь, Татьяна Иосифовна. А то тут недолго и вас осудить.
— Это не входит в твою компетенцию, — холодно оборвала ее Татьяна Иосифовна. — Когда у тебя будут собственные дети, тогда мы посмотрим, как ты будешь себя вести. — Сказав так, Татьяна взяла кастрюлю и выскребла из нее на свою тарелку остатки картошки. Потом полила ее соусом с пустой уже сковородки.
— Не исключено, что у Маргариты были драгоценности. Аленка как-то вспоминала, что у бабушки было кольцо с изумрудом.
— Чепуха, — заявила Татьяна. — Маргарита была бессребреницей. Это было ленинское поколение революционеров, которые не думали о выгоде для себя. Вы путаете ранних идеалистов и хапуг тридцатых и сороковых годов.
Татьяна Иосифовна бросила на тарелку кусок хлеба и, насадив его на вилку, стала возить по донышку, чтобы собрать самое вкусное.
— Я думаю, что никогда не избавлюсь от чувства голода, — сказала она, почувствовав взгляд Лидочки.
— Я вас так понимаю, — вдруг поддержала старуху Соня. — Я ночью встаю, иду на кухню, открываю холодильник, достаю кусок колбасы и жую, представляете?
«Интересно, почему Соня подмигивала мне? Имело ли это отношение к шкатулке? Но есть возможность проверить…»
Татьяна выскребла тарелку и спросила:
— А что у нас с кофе, девочки? — Она явно подобрела.
— Я сейчас принесу чайник, — сказала Лидочка.
— Ты, по-моему, хозяйственная, — решила Соня. — А я в чужих домах совершенно не ориентируюсь.