Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
— Допускаю, что они. Но надо бы посмотреть: не подпилена ли сосна? И кто ее так вовремя толкнул?
— Там никого не было.
— Ты из больницы одна не уходи, — напомнил Олег. — Я тебя буду у выхода ждать.
— Спасибо.
Они забрались на платформу. Тут и электричка подошла.
Вроде бы никто за ними не следил.
Глава 6
Когда Верка добралась до больницы, все сложилось не совсем удачно.
Баба Элла строго следила за тем, как Верка выкладывала на тумбочку сыр плавленый «Виола», мандарины, кекс «Столичный», томатный сок и другие продукты. А потом — бывают же такие подлые старухи! — спросила:
— А где молоко? Катькино молоко где? В нем все нужные мне витамины.
Верка даже растерялась.
Не ожидала.
Потом честно призналась:
— Молоко я пролила. Нечаянно. Но вот это хорошее — «Можайское», в бутылке.
— Козье полезней, — сварливо ответила баба Элла.
— А ты даже не спрашиваешь, откуда у меня деньги?
— Наверное, нашла, — ответила бабка.
Верка снова убедилась, что где-то на даче у бабки есть ухоронка, денежная, и теперь она сердится, потому что подозревает, что Верка нашла эту ухоронку и деньги потратила.
— Не знаю я ни о каких деньгах, — сказала Верка печально.
Печально, потому что спешила к бабе Элле, думала, как расскажет ей о ночных событиях и как баба Элла будет ее перебивать и переспрашивать…
А ей деньги важны!
Верка виду не подала и ругаться не стала, но ей в голову пришла мысль: а что, если у бабки спрятано денег много, так хватило бы и на немецкие уколы! А бабка этого не хочет из жадности. Ей не хочется выздоравливать. Она согласна еще месяца два полежать в больнице, пускай Верка на ее даче мерзнет и погибает, и пускай ее из школы вышибут, и останется она без образования.
— Не знаю я о твоих деньгах, — повторила Верка. — Мне сосед дал. Олег Владиславович.
— Это с чего же дядечки стали девочкам деньги давать? — взъярилась баба Элла. — Что ты ему такого хорошего сделала? Лучше сразу признавайся, а то мы его через милицию достанем.
А он, может, уже стоит у ворот больницы и не подозревает, какие гадости о нем воображает баба Элла.
Верка даже огрызаться не стала. И тут в палату вплыла Клавдия Семеновна с соседней койки, грузная, половицы под ней прогибаются, но не сдается, стучит своей клюкой по коридорам, кому чего принести, кому лекарство дать — полезная женщина, больше времени по больницам проводит, чем дома.
— Все, — сказала Клавдия Семеновна от дверей. — Отмучилась. Не приходя в сознание.
— Чепуха, — отрезала баба Элла, у которой было настроение наперекосяк. — Если не приходила, значит, и не мучилась.
— Любой человек мучается, даже если снаружи не видать, — сказала другая женщина, лежавшая у дверей.
— Страшная картина, — сообщила Клавдия Семеновна. — Я еще вчера в приемном покое видала, как ее привезли. Одежда в лохмотьях, нижнее белье — вы бы посмотрели! — одно воспоминание, будто ее по грязи возили!
— Клавдия! При ребенке!
— Ребенок не меньше нас с тобой знает. По электричкам таскается, как не набраться грязи?
— А что еще про ту женщину? — спросила другая бабка.
— Что характерно, молодая совсем. Бомжиха, а молодая. Наверное, наркотики. Все внутри ее съедено. Волосы, вам скажу, ни разу в жизни не мыла и не причесывала.
— А отчего она умерла?
— Я думаю, всё последствия нападения. Ванечка ночью оперировал — что-то такое нашел, что из милиции вот-вот приедут. Если Татьяна не врет.
Верка догадалась, что речь идет о женщине, которая напала на Олега Владиславовича. Надо Олегу сказать. Или сначала сказать Елене Борисовне, что есть один человек, который может помочь?
Разговор между тем продолжался. Баба Элла спросила:
— А как ее зовут, где проживает?
— Что характерно, — ответила Клавдия, — нет у нее документов. Даже сумочки нет.
— И справки?
— Сказала же, что ничего нет!
Верка пошла прочь из палаты. Она еще не знала, что ей делать. Как получится, так и будет себя вести.
Ноги сами привели в ординаторскую. Там была только Елена.
— Доброе утро, Елена Борисовна, — поздоровалась Верка. — А где Ванечка?
— Спит, — ответила Елена. Она была бледной, большие светлые глаза не накрашены, помада на губах стерлась. Только каштановые кудри пышные и воздушные, как всегда. Такого раньше не бывало. — Ночь жуткая была. Привезли одну женщину, страшный случай, я такого еще не видела. Иван Сергеевич сделал все, что мог… Но она умерла.
— А можно, я на нее посмотрю? — спросила Верка.
— Что? Зачем тебе?
— Вы не знаете, кто она, а я, может, знаю.
— Нет, тебе туда нельзя, — сказала Елена. — Девочкам там делать нечего.
— Как хотите, — пожала плечами Верка. — Я хотела помочь.
Она собралась уйти, но тут Елена Борисовна спохватилась:
— Погоди. — Она набрала номер. — Ситкина? Там у вас следователь еще сидит? Дай ему трубку. Простите, что я вас беспокою. Я — доктор Иоффе. Тут у меня девочка, которая утверждает, что может опознать покойную.
Она положила трубку и жестом показала Верке, чтобы та садилась. Потом спросила:
— Ты голодная? Чайку тебе поставить?
— Я сегодня не голодная, — сказала Верка. — А что с той девушкой?
— Это настолько необычно… А вот и сотрудник милиции…
Вошел молодой милиционер. Он был в штатском, но сразу видно, что милиционер, местный, пушкинский. Лицо налилось кровью, кожа на нем натянутая и лоснится. Из сытых.
— Кто тут выискался? — спросил он. — Ты?
— Может, я видела эту девушку, — сказала Верка и вскочила.
А вскочив и встретившись взглядом с холодными светлыми глазами милиционера, она вдруг поняла, что не скажет ему, что у ворот больницы ждет Олег Владиславович, а эта девушка на него напала и он вызывал «Скорую».