Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
— У нас таких дверей нет. А я никому не нужна.
— Твоя мама тоже никому не была нужна.
Верку как током шибануло.
— Что вы знаете про маму? Говорите же! Вы что-то знаете!
— Мы полагаем, — Елена Борисовна говорила медленно, словно больше всего опасалась, как бы не сказать лишнего, — что все события последнего времени связаны между собой.
— Мама жива? Ну скажите же!
— Никто тебе не ответит, — вздохнул Ванечка. — Может, лучше было бы, если бы она умерла.
— Это мы слыхали, — сказала Верка, но испугалась.
— Терпение, — сказал Ванечка. — Терпение и осторожность…
Что происходит?
— Для всех мы с Еленой Борисовной — обыкновенные врачи районной больницы, — почему-то сказал Ванечка. — Решили подвезти до дома внучку нашей пациентки.
Верка кивнула. Елена ничего не сказала. Она нахмурилась, думала о чем-то.
— Какой саблей он тебе грозил? — вдруг спросила она.
Верка догадалась. Она развела руками, чтобы показать.
— Он уже сформировался, — заметил Ванечка, глядя на Верку в зеркало.
Они заехали на Бирюзовую со стороны пруда. Пруд был серым от дождевых капель, и в нем плавало столько желтых и бурых листьев, что чистая вода осталась только в середине. Дорога раскисла — давно не ремонтировали. Машина раскачивалась, когда колеса попадали в глубокие лужи.
Верка чуть не пропустила дом — она же видела его со стороны сада. Да и не сада вовсе, а пустыря.
Дом Папани был старым, облезлым. Такие раньше назывались финскими домиками, их ставили по бедности, а теперь не ставят. В дачных поселках они как пятиэтажки в городах.
И участок был бессмысленным. От калитки вела утоптанная дорожка, по обеим сторонам которой росли смородиновые кусты и торчали пики крапивы. Дорожка была засыпана осколками бутылок.
Машина остановилась возле приоткрытой калитки.
— Кто бутылки бил? — спросил Ванечка.
Верка знала ответ на этот вопрос:
— Папаня бутылки собирал, а если горлышко битое и сдать нельзя, он их колотил. Он мне сам рассказывал, честное слово.
Ванечка направился было к двери, но Верка его остановила:
— В доме Олег Владиславович живет. А Папаня в сарайчике, вон там.
Но сама толкнула дверь в дом. А вдруг Олег вернулся?
— Олег Владиславович! — позвала она.
Ей не ответили.
Елена пошла к сарайчику. Ванечка за ней. Он шагал вприпрыжку, берег блестящие ботинки.
Верка встала на цыпочки, чтобы посмотреть за пианино. Потом заглянула на кухню. В доме было пусто и холодно.
Тогда Верка побежала к сараю, за докторами.
Елена стучала в дверь.
Потом постучал Ванечка.
— Как следует толкни! — послышался голос изнутри.
Ой какое облегчение испытала Верка! Она ведь была почти уверена, что Папани уже нет в живых.
— Дверь на крючке, — сказала Елена.
Странно, еще утром она была открыта. Значит, Папаня выходил?
— А ты ногой! — крикнул Папаня. — Бей, не стесняйся. Я сам не выношу замков и запретов.
Доктора раздумывали, стеснялись. Верка подняла ногу и вышибла дверь кроссовкой. Крючок-то был проволочный, фиговенький.
Папаня лежал весь красный, краснее обыкновенного. Было ясно, что его даже подъемным краном с койки не поднять.
На столике у изголовья стояло несколько пустых бутылок и одна еще не допитая, с коньяком.
— Подай, Верунчик, — приказал Папаня. — Сам выпью и с гостями поделюсь.
— Мы — врачи из районной больницы, — сказал Ванечка.
— Вижу, что не разбойники.
Язык Папаню слушался.
Он приподнялся — рожа красная, покрывало откинулось, а он в одной голубой майке. И не холодно пропойце!
— Погодите, — попросила его Елена.
Но Папаня с неожиданным проворством поднес бутылку к губам, и, когда Ванечка все же бутылку отобрал, в ней почти ничего не осталось.
— Ин вино веритас, — сказал Папаня и засмеялся. — В водке правдолюбие.
Елена вытащила фотографию.
— Вы знаете эту женщину? — спросила она.
— Еще бы! Моя покойная, отпетая, но вечно живая супружница, свет моих очей, жить без тебя не хочу, лапушка любимая! — запричитал Папаня.
— Когда умерла Оксана? — спросил Ванечка.
— Вы и по имени уже вычислили? — Папаня не особенно удивился.
— Когда она умерла? — повторил Ванечка.
— Давно, до революции, — ответил Папаня и захрапел.
— Не притворяйся, Папаня, — сказала Верка.
Ванечка пощупал Папане пульс, потом приподнял веко.
— Нам его не разбудить, — сказал он. — Придется ждать.
— Он ее не видел, — сказала Елена громко, чтобы перекрыть Папанин храп. — Он думает, что она давно умерла.
— Тогда все ясно, — вздохнул Ванечка. — Они ее выпустили, когда нужда в ней пропала. Она была обречена.
— Теперь надо отыскать этого… квартиросъемщика, — сказала Елена.
— Олега Владиславовича, — подсказала Верка. — Почему он не приехал в больницу?
Ее вопрос остался без ответа.
Они вернулись в дом.
Ванечка вытянул из тумбочки в углу единственный ящик. Ящик был набит бумажками. Среди них оказались и фотографии.
Фотографий Оксаны они не отыскали.
Зато увидели «Инстинкт и нравы насекомых» Фабра. Елена даже присвистнула.
«Никогда бы не подумала, что такая воспитанная тетенька умеет свистеть».
— Мне домой надо, — попросилась Верка.
— Пошли вместе, — сказала Елена Борисовна.
— А я останусь, — заметил Ванечка. — Покопаюсь в доме без разрешения хозяина. Мне можно, я ведь не милиция.