Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
— Кто такой «А.»? — спросил вслух Андрюша.
— Это дед Артем, — ответил детский голос.
На дворе под окном стояли Сеня и Семен, вымытые, бодрые, еще не успевшие перепачкаться.
Сеня с Семеном убежали. Ангелина вышла из сарая с подойником, у дверей ее ждал Вениамин. Он начал шарить по карманам, ища очки. Андрюша подхватил их со столика, выскочил на крыльцо и, подойдя сзади, надел на нос Вениамину. Тот ничего не сказал, только поправил очки, видно, решил, что так и надо, чтобы они сами надевались на нос. Андрюша окинул взглядом зеленый двор, крупных, гусиного размера кур, задумчиво глядевших на утреннюю встречу влюбленных, и тут его взгляд встретился с чужим глазом, вжавшимся в щель между досками забора. Кто-то подглядывал с улицы. Сеня? Семен?
Андрюша прошел к рукомойнику, наклонился, только тогда ему стало не по себе. Он понял, почему. Глаз принадлежал взрослому человеку немалого роста. Андрюша выпрямился, обернулся. Ангелина и Вениамин все так же глазели друг на друга, но глаз в щели пропал. И тут Андрюша увидел, как нечто большое и блестящее по крутой дуге летит в небе, сопровождаемое черным хвостом. Когда это большое уже подлетало к земле, он понял, что летит молочный бидон.
Бидон глухо бухнулся о землю, и вверх, разлетаясь, ударил черный фонтан спиртовой туши. Девушка и аспирант, стоявшие у крыльца, там, куда грохнулся бидон, превратились в черные сверкающие под утренним солнцем статуи, стоящие на блестящей подставке — на черной сверкающей траве.
— Василий! — закричал Андрюша, выскочил на улицу и увидел, что у ворот стоит грузовик, на котором сооружена грубая, но эффективная катапульта, а сам Василий уже лезет в кабину.
— Ну нет! — крикнул Андрюша. — Ты от меня не уйдешь!
Он побежал за грузовиком, который набирал скорость, бидоны с молоком в нем звякали и дребезжали. Из-за угла вышел медведь, с аппетитом уминая буханку белого хлеба, еле успел отскочить в сторону, замахнулся буханкой, но кидать не стал, пожалел хлеб.
Грузовик мелькнул вокруг рощицы с пушкой, а медведь побежал туда, видно, решил выстрелить вдогонку.
— Ну, это уже переходит все возможные границы, — сказал Эдуард Олегович, возникший неподалеку. — Куда он помчался? Я полагаю, что пора поставить знаки ограничения скорости в нашей деревне. А вы, Андрюша, как думаете?
— Я думаю, что пора его в тюрьму посадить, — сказал Андрюша. — Пускай он только мне попадется!
— Что-нибудь произошло? — испугался Эдуард Олегович.
Андрюша ничего не ответил, повернул обратно к дому. Эдуард Олегович за ним. В калитке они остановились. Эдуард Олегович окинул взглядом ужасающую картину и сказал мрачно:
— Я заблуждался, выгораживая этого прохвоста.
Глава 18
Андрюша поднялся на крыльцо, постучал. Его как будто ждали — дверь сразу отворилась. Дед Артем появился в проеме, борода закинута.
— Входи, заждался.
— Там Василий хулиганил, — сказал Андрюша. — Закинул катапультой бидон с тушью, Ангелину и Веню облил.
— Ревнует, — сказал дед. — Понятное чувство. Ангелина никакой склонности не выказывает.
Он распахнул дверь в горницу, и Андрюше по ушам грохнул голос Луи Армстронга. Большая стереосистема расползлась по стенам, динамики дрожали от могучего голоса. На полированной крышке проигрывателя сидел, склонив голову, громадный ворон Гришка.
— Он тоже музыку обожает! — крикнул дед Артем. — Ты садись, садись.
— Может, потише сделать? — тоже крикнул Андрюша. Он посмотрел на башмаки с медными пряжками, стоявшие у двери.
— Потише можно, — согласился старик и убавил звук. Ворон приоткрыл клюв, приглушенно каркнул.
— Недоволен, — сказал дед Артем. — Нервничает. Ему вчера всю нервную систему этот мерзавец расшатал. Кофе хочешь?
— Нет, спасибо, — сказал Андрюша, осматриваясь. Ящик с гайками, гвоздями, сопротивлениями и проводниками на столе, покрытом вытертой плюшевой скатертью с тигриными мордами на углах, разобранная кровать, шатучая этажерка с книгами, обычные деревенские фотографии на стенах, обклеенных обоями в цветочек, большой поясной портрет Чарлза Дарвина между окон, гипсовый бюст певицы Эллы Фицджеральд, стопки газет в углу, перевязанные веревками, сундук, окованный железными полосами, цветной телевизор…
— Я тебя позвал из-за твоей образованности, — сказал дед. — Мне моей не хватает. Языки знаешь?
— Английский, — сказал Андрюша, — и древнеславянский.
— Вот английский нам и нужен.
Ворон расправил крылья, в комнате стало темнее, потряс ими, сложил снова и прикрыл глаза белыми пленками.
— Старый он, — сказал дед. — Трудно ему, да и забывает многое.
— Вы зачем привидением одевались? — спросил Андрюша.
— Я Ваську уже вторую неделю выслеживаю. Мне представляется, что в деревне у нас завелась шайка, чего раньше не было. Они на мельнице гнездо свили. А мельница ушла, и я ее искал, а Гришка мне помогал. Нашли, только Гришка, когда летел ко мне с сообщением, в сеть попался. Вот и пришлось мне бежать туда.
— А почему под видом секунд-майора?
Андрюша бросил взгляд на ноги старика, они были в сношенных валенках. А башмаки стояли у двери. Солнечный луч упал на позолоченную пряжку, отразился зайчиком на портрете Дарвина.
— Я рассудил, что в моем естественном виде шайка меня не испугается. Еще пришибить могут. А привидений они боятся… И правильно рассудил.
Дед подошел к сундуку, с трудом отвалил тяжелую крышку. Сундук был полон одежды — старик вываливал оттуда на пол женские длинные платья, кафтаны, сермяги, уходил все глубже в недра сундука, одежда становилась все старше модой и возрастом, высокие сапоги со шпорами ударились о пол, ворон вздрогнул, спрыгнул с проигрывателя и клюнул шпору.
— Узнал… А где же камзол? — Дед хлопнул себя по лбу смуглой ладонью. — Маразм старческий! Ведь в другое место положил!.. — Он откинул одеяло, подушку. Под подушкой лежали зеленый камзол и треуголка. Дед натянул на голову старый капроновый чулок с прорезями для глаз, поверх нахлобучил треуголку. — Страшно?
— Я поверил, что привидение.
— Все было бы по-моему, если бы не настоящий секунд-майор.
— Вы второе привидение имеете в виду?
— Его самого, — сказал дед. — Пришлось отступить. Но я тебя чего позвал? Я тебя позвал, чтобы ты с Гришкой поговорил. Он по старости лет все больше на английском разговаривает. А может, и на немецком. Образованная птица, волнуется.
— Ну, он пока вообще не разговаривает, — сказал Андрюша.
— Он к тебе присматривается. Ты поговори с ним, поговори, что-то существенное он сказать хочет.
— Каррр! — сказал ворон.
— Это не по-английски, — сказал Андрюша.
— А мне в лес идти надо, — дед стащил с головы треуголку и чулок, — там на мельнице ихние секреты. Я их разгадать должен.
— А если привидение?
— Оно днем не ходит, солнечного света не выносит. Так что поговори с Гришкой, может, поймешь.