Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
— Это кто? — спросил я. — Я ее не знаю.
— Это не актриса, — сказала Виктория. Могучая седовласая Виктория. Как она изменилась за те годы, что мы работаем вместе! — Это местная, из массовки. Розинский от нее без ума.
— Это я от нее без ума! — сказал оператор. — С такими данными давно надо в Москву.
— Ее не уговоришь, — вздохнул Розинский. — У нее хозяйство, мать больная. Жених скоро из армии вернется.
Когда мы кончили смотреть материал, то оставили второго оператора корректировать световую
Я поймал себя на том, что кручу головой в поисках девушки с зелеными глазами. Ее не было.
— Где же ваша находка? — спросил я Розинского. Он сразу догадался, о ком речь.
— Надя? — сказал он. — Честно говоря, почти уверен, что Виктория с ней расплатилась и отправила ее домой. Сейчас проверим.
Розинский поднял руку, и тут же рядом возник администратор. «Ну и вышколил группу мой давний друг, — подумал я. — Когда ты начинал свою первую картину, администраторы тебя просто не замечали».
— Миша, — сказал Розинский, — вчера у нас такая рыженькая работала. Надя…
— Виктория Олеговна сказала, что больше ей приходить не нужно.
— Вот видишь, как я их всех знаю. — И тут же Розинский обернулся к Мише-администратору и приказал: — Чтобы немедленно отыскать — и на площадку.
— Но Виктория Олеговна…
— Я сказал.
Миша бросился к своему «жигуленку» — розовому, тридцать шестой модели, недавно купил. Я догнал его.
— Миш, я с тобой.
— Пожалуйста, — сказал он. Он ничего не понял. Он спросил: — Вас по дороге в гостиницу завезти?
— Нет, я с тобой к Наде.
Миша не осмелился перечить. Сам Николай Дмитриевич, маститый, заслуженный, лауреат, пожелал! Им, великим людям, дозволены маленькие причуды.
Надя жила в двухэтажном доме на окраине. Он каким-то чудом остался здесь, хотя всех соседей его уже снесли. От одиночества дом казался молчаливым и пустым. Маленькая седая женщина с нервным, видимо, вечно озабоченным лицом обернулась к нам.
— Надю! — сказал бесцеремонный Миша.
— Не будет она больше сниматься, — буркнула сердито женщина. У меня было такое ощущение, что я ее когда-то видел. Хотя, скорее всего, просто знаю этот тип женщин. — Ей заниматься нужно. Опять провалится в институт.
— Только на один день, — сказал Миша. — По личной просьбе режиссера. Видите, даже наш автор приехал. И вообще ей прямая дорога в кино.
В этот момент Надя вышла из дверей. Мне показалось, она была уверена, что за ней должны были приехать и позвать. Нет, она не была накрашена или как-нибудь особенно одета. У нее была очень белая, в веснушках кожа. И волосы ее были не то чтобы рыжими, а очень густого, темного медного цвета. Она знала силу своего взгляда. Она внимательно поглядела на меня.
— Николай Дмитриевич. Знаменитый писатель, — поспешил представить меня Миша. В иной ситуации я бы одернул его. Но что поделаешь, пускай Надя слышит именно эти слова.
— Я знаю, — сказала Надя. — У меня ваша книжка есть. А Виктория Олеговна сказала, что в моих услугах она больше не нуждается.
Она удачно скопировала голос Виктории и даже надменную — графскую — каменность ее лица. Миша хихикнул:
— Сам Розинский просит.
— Мама, — сказала Надя, — я буду вечером.
И пошла к машине.
«Как она естественна! — подумал я. — Как она правильно садится в машину».
В машине она поглядела на меня оценивающе. Гожусь ли я в знаменитые писатели?
— Я думала, что вы старый, — сказала она.
— Я и так немолодой, мне скоро пятьдесят будет.
— Никогда не дашь, — сказала Надя. — Вас, наверное, в автобусе еще молодым человеком называют? Молодой человек, передайте билет. Правильно?
— Еще называют.
— Режиссер кажется старше вас.
— Только кажется.
— Я вообще считаю, что молодым девушкам нечего делать со своими сверстниками. Скучно до ужаса. Мужчина должен иметь опыт.
Это были не ее слова. Наверное, из какого-нибудь кинофильма. Она положила ногу на ногу, колени у нее тоже были белые.
— Я совсем не загораю, — заметила она мой взгляд. — Обгораю и снова белая. Даже обидно, как будто в отпуске не была. Вы мне завтра книжку свою подпишете?
— Обязательно.
Мы приехали. Розинский ждал, не начинал без Нади. Не потому, что она была ему нужна, а потому, что таким образом устанавливал свою безграничную власть в группе. Виктория дулась, но молчала.
Надя прошла к толпе провожающих главного героя так, словно была единственной звездой на площадке. Роли у нее никакой не было, но я заметил, как вторая камера периодически замирала на ее крупном плане.
Был перерыв. Поехали за кассетами, конечно, не рассчитали и забыли запас в гостинице. Надя отыскала меня на берегу.
— Мне этот Сема надоел, — сказала она.
— Кто?
— Сема, оператор. Он меня сегодня в кино звал. Операторы ничего не решают, правда?
— В чем?
Она не ответила. Продолжала, словно не слышала:
— У нас кино идет интересное, индийский фильм, в двух сериях. Вы не смотрели?
Глаза ее были настойчивыми, чистыми.
— Не люблю индийские фильмы, — сказал я.
— Я тоже не люблю, — сказала Надя слишком быстро. — Они такие примитивные. Но иногда хочется развлечься и ни о чем не думать.
— Надя! — закричал Розинский. — Ты куда ушла? Начинаем.
— Зовет, — сказала она. — Обратил на меня внимание. Говорит, что у меня данные.
Она отошла к группе. Но недалеко. Остановилась и спросила: